Платоновское философское общество
Plato
О нас
Академии
Конференции
Летние школы
Научные проекты
Диссертации
Тексты платоников
Исследования по платонизму
Справочные издания
Партнеры

МОО «Платоновское философское общество»

НАЗАД К СОДЕРЖАНИЮ

УНИВЕРСУМ ПЛАТОНОВСКОЙ МЫСЛИ X

Приложение

А. В. Цыб

ИТОГОВЫЙ НАУЧНЫЙ ОТЧЕТ ПО ПРОЕКТУ:
«AKADEMEIA: МАТЕРИАЛЫ И ИССЛЕДОВАНИЯ
ПО ИСТОРИИ ПЛАТОНИЗМА». Вып. 5*

Проект «Akademeia» традиционно реализуется в рамках многолетней научно-исследовательской программы «Универсум Платоновской мысли». Общая концепция каждого из этапов реализации проекта, а также индивидуальные планы исследований, выполняемые его участниками специально для проекта, тщательно обсуждаются и координируются в ходе конференций, семинаров, круглых столов, рабочих совещаний, встреч с иностранными коллегами, проходящих с регулярностью раз в один-два месяца.

Данный, пятый выпуск «Академии», завершает очередной этап реализации программы. Концептуальная заостренность его материалов была обсуждена на двух ежегодных историко-философских Платоновских конференциях «Философия как этос» (июнь 1999 г.) и «Платонизм и античная психология» (июнь 2000 г.), историко-философском семинаре «Диалог Платона "Парменид"»: основные философские концепты», проведенном Платоновским обществом совместно с научным студенческим обществом Санкт-Петербургского государственного педагогического университета им.  A. И.&nbs;Герцена (март 2000 г.), семинаре, прошедшем под эгидой экс-президента международного Платоновского общества, проф. университета Торонто (Канада) Томаса Робинсона в Русском Христианском Гуманитарном Институте, специально по приглашению Санкт-Петербургского Платоновского общества (ноябрь 1999 г.). Поэтому материалы, представленные в сборнике, в полной мере соответствуют тематике этих мероприятий. Помимо традиционной направленности на исследование общей концептуальной проблемы роли платонизма в формировании и становлении европейской философской рациональности, на изучение истоков философского идеализма как теории нахождения и обоснования «общего» для «единичного» и умозрительного восхождения от множества чувственно данных вещей к умопостигаемому единому, основными темами данного выпуска стали проблемы платонической этики и отношения платонизма к античной психологии.

Платонический этос, являясь тематическим горизонтом возникновения философии, одновременно указывал и на природу самого философского интереса. В материалах сборника предложен широкий спектр вопросов, касающихся данной проблематики, среди которых: уяснение статуса этического в сократических школах (в первую очередь — в платоновской Академии); предпосылки возникновения европейской этики (английский неоплатонизм, русская философия XIX в.); судьбы платонической этики и представлений о философе как носителе особого нрава; постановка вопроса о роли платонизма в процессе возникновения идеи абстрактного субъекта этического. Интерес к данной теме объясняется современной этнокультурной ситуацией, которая характеризуется противостоянием и одновременно взаимодействием двух тенденций: универсализации, когда этническое становится подчиненным моментом неких надэтнических социально-культурных архетипов; и традиционализма, стремящегося удержать этнический этос, не дать ему раствориться в космополитических установках. И здесь платонический дискурс выступает предпосылкой целого ряда социальных и этнологических концепций. Данной тематике посвящены статьи М. П. Косых, А. Ф. Медведева, А. О. Сотникова, M. M. Шахнович, А. С. Струковой, И. В. Ковалевой и А. А. Семенова, В. А. Бачинина.

Особо отметим исследования психологических представлений Платона и его последователей. Они имеют важное значение для современной науки по нескольким основаниям. Их рассматривают в своих статьях К. Роу, И. Г. Ребещенкова, И. Н. Мочалова, А. Л. Савельев, Р. Н. Демин, Д. В. Шмонин, Е. И. Чубукова. Вопросы истории платонизма исследуют также материалы Т. В. Антонова, И. А. Батраковой, А. С. Мельниковой, А. В. Цыба, А. Н. Муравьева.

Здесь уместно отметить тот факт, что участники проекта — «новая генерация» ученых, ум и воображение которых не стеснены рамками узких идеологий. Поэтому их материалы выгодно отличает широта мышления и оригинальность версий.

Вып. 5 сборника «Академия» состоит из традиционных разделов и рубрик, а также содержит первые отечественные переводы «Халдейских оракулов», фрагментов Нумения из Апамеи, Порфирия, Синезия Киренского. Публикации в рубрике «Литературное творчество» позволяют представить одну из самых замечательных сторон платонического образа мышления — литературный стиль философствования.

Рукопись сборника сдана в Издательство СПбГУ и согласно существующему положению включена в план выпуска литературы на 2002 г.

Открывает сборник вступительная статья А. В. Цыба (СПбГУ) «Платонизм и античная психология». В ней показаны место и роль платоновского учения о душе в истории античной философии. Видимо, из-за первого систематического изложения психологии, ее основателем считается Аристотель. Между тем учение о душе Платона имеет разветвленную и развитую внутреннюю смысловую дискретность. До сих пор в суждениях исследователей нет устоявшегося и общепринятого мнения по поводу единства этой части философии Платона (как, впрочем, и по отношению ко всем остальным) ввиду известного отсутствия ее собственной систематичности. На протяжении жизни Платон создал несколько содержательных блоков, предлагающих в значительной степени различное понимание души. Так, в диалогах «Федон» и «Менон» Платон обосновывает концепцию индивидуальной души как самотождественного эйдоса, имеющего божественное происхождение, поэтому бессмертного и стремящегося к вечному бытию в дальнейших инкарнациях орфического метемпсихозиса; в «Федре» картину пребывания души в вечности Платон дополняет так называемым «трехчастным» метафорическим изображением души; в VII книге «Государства» приводит четырехчастное деление души на познавательные способности, развивая учение о способностях в «Теэтете»; и, наконец, в «Тимее» дает изображение души космоса как производной от ноэсисно-математической деятельности демиурга-ума, взирающего на некий образец, и от смешения «сущностей». Все четыре варианта платоновского учения о душе можно рассматривать как отдельные эволюционирующие сюжеты либо модификации одной фундаментальной для всех формулы — «душа-эйдос», изучаемой с различных точек зрения, допускаемых самим автором. В любом случае, включая эйдос души в иерархию идеальных ценностей, Платон открыл для дальнейших философских размышлений столь глубокие и значимые общечеловеческие ценностные константы, что исследование природы души становится важнейшим предметом постплатоновской философии.

Статья К. Роу (Университет Дарэм, Великобритания) «Взгляд на психологию Платона» продолжает заявленную тему. Автор показывает, что путь размышлений Платона о душе как о самоморали построен, видимо, на известном нам противопоставлении телесного, или плотского ('чувственных удовольствий') духовному; Платон придерживается версии, которая ближе к пифагоризму и к мистическим религиям, а именно: для избранных и для философов отношения между жизнью и смертью несколько перевернуты, для тех, кто живет философствуя, смерть предпочтительнее жизни и признается истинным воплощением их целей.

Тем не менее, можно достаточно уверенно говорить о заимствовании Платоном идей Пифагора и религиозных идей других мыслителей. Ясно, что Платон верит в бессмертие души (с тех пор, как он начинает обращаться к вопросу, как это доказать) и в предположение, что мудрые и сильные будут иметь лучшее существование после смерти, чем несведущие и слабые. Мнения такого типа были довольно широко распространены в Греции в конце V —нач. IV вв. до Р. X. Чуть позже будет заметен его мимолетный интерес к мнению пифагорейцев о «трансмиграции» душ одного тела в другое (человека или животного). Но каждое из этих мнений обретает глубокий смысл, когда речь идет о первенстве добродетелей в понимании мира, в котором мы живем, и о возможности согласовать это с пагубностью человеческих действий.

В статье Т. В. Антонова (СПбГУ) «Путь философа к истине» затрагивается доплатоновская познавательная концепция Парменида, признанного главы Элейской школы. Рассматривая проблему введения, автор полагает, что вопрос заключается в том, как понимать смысл введения: метафорически или буквально. Ответить на пего можно, анализируя сам текст поэмы и объясняя слова как в их буквальном значении, так и в метафорическом. Кроме того, исследуется личность путешественника, описанного в прологе: кто этот путешественник — сам Парменид либо он с педагогической целью представил обобщенный тип истинного философа, чтобы дать стремящимся к познанию истины не только пример для подражания, но и указать один из путей, по которому могут следовать постигшие смысл стихов пролога.

Т. Робинсон (Университет Торонто, Канада) в статье «Сократ, Анаксагор, Нус и Ноэсис» доказывает, что доктрина о космическом Уме, которой молодой Сократ в эпизоде диалога «Федон» был восхищен, имеет свою традицию рассмотрения еще до Сократа, и еще более значительную после него, но именно Сократу она обязана своим расцветом. В доказательство этого автор обращает внимание на то, что существует мало слов, описывающих природу и историю происхождения понятий данной доктрины (и родственных им концепций, таких, как глагол noein и существительное «ноезис»), и сейчас необходимо заниматься их разработкой.

В статье М. П. Косых (СПбГУ) «Метафоры для удовольствия» исследуется этическая проблематика. Автор предпринимает попытку взглянуть на проблему постижения удовольствия с точки зрения символизации этического. Такая символизация, по его мнению, связана с имагинацией и осуществляется на основе модели «одушевленного тела».

А. В. Медведев (СПбГУ) в статье «Добро и зло в воззрениях софиста» делает вывод, что выработка этических позиций требует от человека нравственной консолидации с себе подобными. Отсюда и проистекает этическая направленность при создании государственных форм общежития людей, которая, например в Древней Греции, воплотилась в установление моральных норм жизни полиса. Таким образом, следствием стремления к организации полиса как государственного образования и одновременно причиной оформления социальных отношений в нем явилась кропотливая мыслительная работа по определению нравственных норм, основанных исключительно на утилитарной выборке из «разлитого в бесконечности добра и зла» тех позиций, которые бы объединяли граждан.

В статье И. Г. Ребещенковой (СПбТУ) «Проблемы познания в ранних диалогах Платона» показано, что постановка Платоном традиционно входящих в гносеологическую проблематику вопросов, поиск ответов на них, а также сами ответы несут на себе печать античного времени. Подразумевается, что во времена Платона не существовало того раздела философского знания, который в настоящее время принято называть теорией познания (гносеологией, эпистемологией). По крайней мере, этого раздела не существовало в привычном для нас понимании, т.е. в том, который вкладывается в понятие «теория познания» со времени Канта. По сути дела, главный теоретико-познавательный вопрос — о праве результатов познания считаться знанием в подлинном, более строгом значении и о критериях его отграничения от заблуждения, мнения, «кажимости», «видимости», веры.

А. Л. Савельев (СПбГУ) в статье «Об одном классе софизмов из "Евтидема"», анализируя названный диалог Платона, усматривает в нем особую ценность и предмет специального интереса, поскольку это одно из малочисленных свидетельств о диалектике современников Сократа. Впрочем, вопрос о том, к какой именно школе принадлежали выведенные в диалоге учителя диалектики Евтидем и Дионисодор, все еще требует прояснения. Многое свидетельствует в пользу того, что они развивали учение Протагора, на что есть и прямые указания в тексте диалога; существует также мнение, что в действительности здесь дается критика диалектики киников; с не меньшими основаниями учение Евтидема и Дионисо-дора можно соотнести с традицией мегарской диалектики.

Проблемам диалектики диалога Платона «Парменид» посвящена статья И. Г. Батраковой (СПбМУ им. И. П. Павлова) «Диалектика Платона в диалоге "Парменид"». По мнению автора, платоновская философия пластично преодолевает односторонние принципы предшествовавших философских учений, включая их как абстрактные моменты в более конкретный и развитый философский принцип. Именно поэтому она диалектична. Платон исходил из противоположности неопределенного бытия Парменида, абстрактного единого, мертвого покоя чистой мысли, и того, что в диалоге «Софист» характеризуется как небытие, поток чувственно многообразного, изменчивого, предмет мнения. Антитеза мыслимого бытия элеатов и чувственного бытия софистов, единого и многого, покоя и движения, предела и беспредельного, безотносительного («в себе и для себя», «самого по себе») и относительного, бытия и небытия, является основой для осмысления истинного.

История Платоновской Академии стала предметом исследований Р. Н. Демина (СПб гимназия «Петершуле») «Карнеадовский пробабилизм и поздние моисты» и И.Н. Мочаловой (ЛГОУ им. А. С. Пушкина) «Учение Ксенократа о душе». Отказ академиков от идей Платона, полагают авторы, означал, что сформулированная Платоном еще в 70-е годы концепция «образец-копия», определявшая процесс как познания, так и онтологический процесс возникновения чувственно воспринимаемых вещей, когда копия возникала как подражание, более не могла быть использована. Ключевым для выработки новой концепции, объясняющей как онтологические, так и гносеологические процессы, становится понятие «архэ».

А. О. Сотников (СПбГУ) в своей статье «Онтологический статус "смертного рода": самообоснование "диалектики личности"» высказал предположение, что в античной ментальности творение космоса, творение человека, отпадение зла от блага и даже суд над смертными понимаются исключительно как исторические события. Это значит, что творец — сущность, определенная во времени, действующая во времени, и следовательно, ограниченная в пространстве. Таким образом, можно ясно мыслить и полагать то, что смерть имеет всеобщий статус, необратима и тотальна, либо то, что творец имеет тело и ему можно предстоять как личности, а если у творца есть тело, то есть рога, копыта и хвост. В этом случае бесконечно длить свое пребывание во времени — значит не знать предела, цели, блага, удовлетворения и счастья. Это значит, пребывать в Аиде и заполнять бездонный колодец, есть и не насыщаться, катить в гору камень и т. д. Такова, по мнению автора, одна из парадигм античной этики.

О формах греко-римских философских контактов идет речь в исследовании А. С. Мельниковой (СПбГУ) «Греко-римские интеллектуальные связи в эпоху конца республики». Особенностью римской интеллектуальной жизни Рима было широкое участие в ней греков. Греки появились в Риме в качестве рабов, и став вольноотпущенниками, освоили занятия, которые закрепились в Риме, преимущественно за уроженцами восточных областей. Они преуспели в областях развлечений и зрелищ (актеры, музыканты и проч.), медицины и, конечно, педагогики. Став вольноотпущенниками, римляне сохраняли связи с прежними патронами или находили новые связи в среде римской знати. Они становились воспитателями детей этих римлян, их библиотекарями, собеседниками, помощниками в научных занятиях, советниками и панегиристами. Часто они специально занимались политическими вопросами, волновавшими их покровителя, и нередко оказывали на него большое влияние при принятии им решения. Кроме того, интеллектуалы-греки, которые имели высокий статус в самой Греции, на Родосе или в азиатских городах, заводили знакомства и в среде римской интеллектуальной элиты, например, как главы философских и риторических школ Посидо-ний, Аполлоний Молон, Филон из Лариссы, Антиох из Аскалона.

Римская система ценностей рубежа эр, безусловно, включала в себя греческую образованность в качестве необходимого компонента, а греческая культура была чрезвычайна популярна. Однако несмотря на все уважение, которое они испытывали к греческой учености, на преданность и дружбу, которые они испытывали к своим учителям и спутникам, в целом, в римском обществе был сформирован негативный образ грека, что, повторим, не мешало им играть определяющую роль в римской интеллектуальной жизни.

В статьях А. В. Цыба (СПбГУ) «Доксографическая концепция Климента Александрийского в культурно-историческом контексте II-III вв.» и А. И. Иваненко (СПбГУ) «Время в горизонте египетской патристики» исследуются проблемы христианского платонизма. Показано, что несмотря на то, что само понятие «философия» в апологетике рассматривалось как будто с высокой точки зрения — с точки зрения религиозной веры, которая на самом деле не что иное, как упрощенное мировоззрение, более высокий теоретический уровень обсуждения этого вопроса следует связывать с деятельностью представителей Александрийской катехи-ческой школы, в которой во второй половине II в. сохранялась традиционная тесная связь с философскими учениями так называемого Среднего платонизма — Филона Александрийского, Нумения из Апомеи, Аммония Саккаса. Важное место в апологетике занимала, например общефилософская проблема времени. У нее первый значительный христианский теолог Климент Александрийский размышлял о настоящем, прошедшем и будущем, смена которых измеряется событиями. При этом подобная последовательность существует только для «истинных гностиков» — христиан.

Истории римского эпикуреизма посвящена статья M. M. Шахнович (СПбГУ) «Римский эпикуреизм: этика и философия религии». По мнению автора, будучи аскетическим учением, имевшим, в общем, не очень много сторонников, эпикуреизм оказывал на общественную жизнь Рима I в. до н.э. значительное интеллектуальное и культурное влияние. Его этическое учение было изменено в интересах римских аристократов, приобщившихся к эпикуреизму в конце II в. до н. э. Необходимость участия в политической деятельности заставила их отказаться от одного из самых главных принципов классического эпикуреизма — невмешательства в общественные дела. Аскетическая эпикурейская доктрина была смягчена и приспособлена к условиям жизни римского общества. Квиетизм в частной жизни сочетался у большинства видных эпикурейцев с политической активностью, однако некоторые уклонялись и от участия в общественной деятельности.

Предметом исследования А. С. Струковой (СПбГУ) «Концепция философа-чудотворца в произведении Флавия Филострата "Жизнь Аполлония Тианского"» стал один из интереснейших сюжетов истории культурной жизни римского эллинизма, на примере которого показывается явное проникновение элементов культуры среднего слоя в культуру римской интеллектуальной элиты.

Средневековому платонизму посвящена статья Д. В. Шмонина (СПбТУ) «Оправа мира (Суарес о "воображаемом пространстве")». Вторая схоластика, делает вывод автор, через коимбрских докторов совершает весьма значимый шаг в пониманий пространства, встраивая платоно-аристотелевское схоластическое учение о пространстве в доктрину двух пространств — реального и воображаемого (метафизического).

История английского неоплатонизма анализируется в статье И. В. Ковалевой и А. А. Семенова (НовГУ им. Ярослава Мудрого) «Общая характеристика философии Генри Мора в ракурсе основных научных и теологических проблем XVII века». Авторы полагают, что большинство проблем в английском неоплатонизме XVII в. могли рассматриваться только в теологической перспективе. Проблема пространства занимала ученых XVII столетия. Так, Лейбниц пишет о пространстве (используя термин «протяжение»): «Понятие протяжение не такое уж простое как это кажется». Но пространство не рассматривается еще в абсолютной перспективе, т. е. как отдельное независимое нечто, существующее само по себе и являющееся объектом среди объектов. Это период первых попыток абсолютизации пространства. Наиболее же важным становится локализация Бога и души в пространстве в философии Генри Мора. Мор считал, что «Бог вездесущ и тесно заполняет всю мировую машину в ее частях» То есть Бог не устраняется от мира и не покидает его, он находится там же, где и действует. Следовательно, Мор отрицательно относился к отождествлению телесной субстанции с протяжением, а духовной — с мышлением, он распространяет понятие протяжение и на дух.

Современная интерпретация Платона стала предметом изучения Е. И. Чубуковой (СПбФЭУ) «Проблема происхождения и деструкции обыденного понятия языка в платоновской философской традиции». Одно из наиболее глубоких исследований творчества Платона принадлежит М. Хайдеггеру, рассматривающему платонизм как источник метафизического способа мышления. Излагается интерпретация Платона Ж. Делезом и Г. Гадамером.

Истории платонизма в России посвящена статья В. А. Бачинина (СПбУ МВД) «Платон и Достоевский: метафизика экзистенциального самоопределения». Автор убедительно показал, что введение Достоевским экзистенциальных проблем в метафизический контекст платонизма имел двоякий результат. С одной стороны, его философские построения утратили налет периферийного (по отношению к триединой столице классического философского мира, именуемой Афины — Рим — Иерусалим) дилетантизма и обрели метафизическую фундированность. С другой стороны, его философский дар, ставший мощной культуротворческой силой, обогатил классическую платоническую парадигму многими новыми смысловыми нюансами. Когда русские мыслители Серебряного века с настойчивым постоянством обращались к текстам Достоевского, то это объяснялось тем, что именно автор «Братьев Карамазовых» сумел, как никто, сильно и ярко воплотить в литературе милую русскому сердцу платоническую метафизику.

В раздел «Архив Платоновского общества» включены неопубликованные материалы историко-философского семинара «Диалог Платона "Парменид", учение о диалектике Единого», проведенного 31 марта 2000 г. Платоновским обществом на факультете философии РГПУ им. А. И. Герцена. В заседании приняли участие члены Платоновского философского общества: канд. филос. наук А. Н. Муравьев (доцент РГПУ, научный куратор СФНО РГПУ), канд. филос. наук Л.Ю.Лукомский (ассистент кафедры истории философии СПбГУ), канд. филос. наук И. А. Батракова (преподаватель кафедры философии и политологии СПбМУ им. акад. И. П. Павлова), канд. филос. наук А. В. Цыб (отв. секретарь Платоновского общества, гл. специалист управления научных исследований СПбГУ), студенты и аспиранты РГПУ им. А. И. Герцена, СПбГУ и Института богословия и философии.

В разделе «Переводы» предложены первые отечественные переводы таких литературно-философских памятников античной культуры, как: «Халдейские оракулы» (перевод и комментарий А. В. Петрова); избранные фрагменты среднего платоника Нумения из Апамеи (перевод, комментарий, послесловие Р. В. Светлова); 1-й книги трактата Оригена-христианина «Комментарий на Евангелие от Иоанна» (перевод Т. В. Антонова); фрагменты трактата «Устремления к мыслимому» неоплатоника III в. Порфирия. (перевод А. В. Петрова).

В традиционный раздел «Lexikon» включена подборка следующих статей: Фалес. Анаксимандр. Анаксимен. Пифагор. Пифагорейцы. Ксенофан. Парменид. Зенон Элейский. Гераклит. Демокрит. Эмпедокл. Анаксагор. Софисты. Протагор. Сократ (составитель А. Н. Муравьев).

В Литературном разделе опубликовано эссе Н. Н. Николаева Молчание Аристокла, а также философские рассказы Н. В. Носова Исчисление судьбы (арифмология Агрифила) и А. В. Цыба Пифагор (Из цикла «Греческие мыслители»).

В приложении к сборнику помещена новейшая библиография по истории платонизма, предоставленная Международным Платоновским обществом (составленная С. Сколниковым).

Общий объем сборника — 38 усл. печ. листов.


*Исследование осуществлено при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда, грант № 00-03-00297 (руководитель проекта канд. филос. наук А. В. Цыб)

© СМУ, 2007 г.

НАЗАД К СОДЕРЖАНИЮ