Нешитов Петр Юрьевич
к. филос. н., доцент, Санкт-Петербургский государственный университет телекоммуникаций им. проф. М. А. Бонч-Бруевича

Развитие информационного права зависит не только от скорости и направленности технического прогресса, но и от философской культуры мышления законодателей. Юристы по-прежнему нуждаются в уроках платонизма.

Ключевые слова: информация, право, Конституция, Доктрина информационной безопасности, платонизм

Petr Neshitov
CSc in Philosopohy, associate professor

В связи с развитием телекоммуникационных технологий и перестройкой информационного пространства в последние два десятилетия стремительно развивается отрасль права, призванная регулировать обращение информации. И на национальном, и на международном уровне создается множество нормативных документов, общий смысл которых заключается в том, чтобы обеспечить свободное и безопасное движение полезной информации, пресекая злоупотребления. Перед вызовами новой информационной среды все технически оснащенные государства оказались примерно в одинаковом положении. Обзор и сравнительный анализ международной практики в сфере информационного нормотворчества представляет несомненный интерес (Касенова, гл. 1). Однако гражданам России следует сосредоточить первоочередное внимание на российском правовом пространстве. При этом для философствующих граждан особой привлекательностью обладает не столько сравнение юридических фактов, сколько исследование юридического мышления, их порождающего.

Основополагающим понятием информационного права является понятие информации. Это понятие и производные от него используются в Конституции, в законах «Об информации, информационных технологиях и о защите информации», «О средствах массовой информации», «О персональных данных», «О государственной тайне», «О противодействии терроризму», в Уголовном и Уголовно-процессуальном кодексах РФ, в нормативно-правовых актах и политико-правовых документах (программа «Информационное общество (2011-2020 годы)», «Доктрина информационной безопасности», «Стратегия развития информационного общества до 2030 года»).

В федеральном законе «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» понятие информации определено так: «информация — сведения (сообщения, данные) независимо от формы их представления» (ст. 2, п. 1). Этим общим определением законодатель удовлетворился. В титульном законе и в остальных нормативно-правовых актах понятие информации входит в разные контексты, образует сложные понятия, приобретает новые оттенки смысла, так или иначе согласованные друг с другом. Однако, приобретая видимую солидность, на деле понятие информации обнаруживает свое несовершенство, если под совершенством юридического понятия иметь в виду, помимо прочего, однозначность толкования. В одних случаях информация рассматривается как признак особой технической инфраструктуры, в других — как эмпирические данные, в третьих — как нравственные ценности или политические идеи. По причине малой содержательности понятия «информация» его объем оказывается практически безграничным.

Пожалуй, наиболее уязвима для понятийного анализа Доктрина информационной безопасности РФ, утвержденная в декабре 2016 г. Ее авторы признают правовой основой российскую Конституцию (ст. 4), на передний план выдвигают потребности личности и общества, затем уже государства (ст. 2а), выступают за равноправное стратегическое партнерство в области информационной безопасности (ст. 8д). К сожалению, охранительный крен, слегка обозначившийся уже в ст. 2а, где в ряду потребностей защищенность предшествует развитию, по мере изложения Доктрины увеличивается и, не встречая препятствия в виде строгих понятийных определений, опрокидывает конституционную иерархию ценностей. В интересах борьбы с внешним информационно-техническим и информационно-психологическим воздействием государственные органы и службы расширяют свои контрольные функции за счет 23-ей, 24-ой, 28-ой и 29-ой статей Конституции. В частности, «нейтрализация информационно-психологического воздействия» (ст. 21д, 23к) подразумевает ограничение деятельности СМИ, религиозных, этнических, правозащитных организаций, а также отдельных групп граждан (ст. 12), тогда как рассуждениями об угрозе «размывания традиционных российских духовно-нравственных ценностей» (ст. 12) оправдывается «развитие национальной системы управления российским сегментом сети «Интернет»» (ст. 28д). Местами нарастание тревожной геополитической риторики негативно отражается на логической связности Доктрины, например, авторов не смущает дисгармония между тезисами о недостаточной эффективности научных исследований (ст. 18) и об усилении технической разведки в отношении российских научных организаций (ст. 11).

Слабые стороны российского информационного права можно объяснить невниманием юристов к вопросам гносеологии, которая позволила бы уяснить отношение понятия информации к понятиям истины, знания, заблуждения, лжи. В отсутствие прочного рационального основания информационное право приобретает софистические черты, столь пагубные для правоприменительной практики. Вероятно, позитивистски ориентированному мышлению российских юристов была бы полезна прививка платонизма как неустанной воли к истине: «Есть два рода благ: одни — человеческие, другие — божественные… Первое же и главенствующее из божественных благ — это разумение; второе — сопутствующее разуму здравое состояние души; из их смешения с мужеством возникает третье благо — справедливость; четвертое благо — мужество. Все эти блага по своей природе стоят впереди тех, и законодателю следует ставить их в таком же порядке» (Платон, I, 631 b-d).

Доктрина информационной безопасности Российской Федерации // http://www.scrf.gov.ru/security/information/document5/ (дата обращения — 05 мая 2017 г.).

Касенова М. Б. Правовое регулирование трансграничного функционирования и использования интернета. Дис. … д. ю. н. М., 2016.

Конституция Российской Федерации // http://www.gov.ru/main/konst/konst11.html (дата обращения — 27 мая 2017 г.).

Платон. Законы // http://krotov.info/library/16_p/la/ton_39.htm (дата обращения — 27 мая 2017 г.).