АРИСТОТЕЛЬ
МЕТАФИЗИКА
КНИГИ:
[1]
[2]
[3]
[4]
[5]
[6]
[7]
[8]
[9]
[10]
[11]
[12]
[13]
[14]
НАЗАД К СОДЕРЖАНИЮ
КНИГА ВТОРАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Исследовать истину в одном отношении трудно, в другом легко. Это видно
из того, что никто не в со стоянии достичь ее надлежащим образом,
но и не терпит полную неудачу, а каждый говорит что-то о природе и поодиночке,
правда, ничего или мало добавляет к истине, но, когда все это складывается,
получается заметная величина. Поэтому если дело обстоит примерно так, как
у нас говорится в пословице: "Кто же не попадет в ворота [из лука]?",
то в этом отношении исследовать истину легко; однако, что, обладая некоторым
целым, можно быть не в состоянии владеть частью,-это показывает трудность
исследования истины.
Но поскольку трудность двоякая, причина ее, быть может, не в вещах,
а в нас самих: действительно, каков дневной свет для летучих мышей, таково
для разума в нашей душе то, что по природе своей очевиднее всего. И справедливо
быть признательным не только тем, чьи мнения мы можем разделить, но и тем,
кто высказался более поверхностно: ведь и они в чем-то содействовали истине,
упражняя до нас способность [к познанию]. В самом деле, если бы не было
Тимофея, мы не имели бы многих лирических песен; а если бы не было Фринида,
то не было бы Тимофея. То же можно сказать и о тех, кто говорил об истине,
- от одних мы позаимствовали некоторые мнения, а благодаря другим появились
эти.
Верно также и то, что философия называется знанием об истине. В самом
деле, цель умозрительного знания - истина, а цель знания, касающегося деятельности,
- дело: ведь люди деятельные даже тогда, когда они рассматривают вещи,
каковы они, исследуют
не вечное, а вещь в ее отвошевии к чему-то и в настоящее время. Но мы
не знаем истины, не зная причины. А из всех вещей тем или иным свойством
в наибольшей степени обладает та, благодаря которой такое же свойство присуще
и другим; например, огонь наиболее тепел, потому что он и для других вещей
причина тепла. Так что и наиболее истинно то, что для последующего есть
причина его истинности. Поэтому и начала вечно существующего всегда должны
быть наиболее истинными: они ведь истинны не временами и причина их бытия
не в чем-то другом, а, наоборот, они сами причина бытия всего остального;
так что в какой мере каждая вещь причастна бытию, в такой и истине.
.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Ясно во всяком случае, что имеется некоторое начало и что причины существующего
не беспредельны - ни в смысле беспредельного ряда, ни по виду. В самом
деле, не может одно возникать из другого как из материи беспредельно, например:
плоть из земли, земля из воздуха, воздух из огня, и так безостановочно;
точно так же и то, откуда начало движения, ас составляет беспредельного
ряда, например так, что человек приведен в движение воздухом, воздух -
солнцем, солнце - враждой, и так далее без конца. Подобным же образом и
цель не может идти в бесконечность - хождение ради здоровья, здоровье ради
счастья, сча- стье ради чего-то еще, и так беспрестанно одно ради другого.
И точно так же дело обстоит и с сутью бытия вещи. Ибо в отношении средних
[звеньев], вне которых имеется что-то последнее и что-то предшествующее,
предшествующее необходимо должно быть причиной последующего. Если нам надо
сказать, что из этих трех есть причина, то мы укажем первое, во всяком
случае не последнее, ибо то, что в конце, ни для чего не есть причина;
во и не среднее, ибо оно причина только одного (при этом не имеет никакого
значения, будет ли одно среднее или больше, бесконечное ли множество средних
[звеньев] или конечное). У беспредельного в этом смысле и у беспредельного
вообще все части одинаково средние, вплоть до ныне рассматриваемой; так
что если нет ничего первого, то вообще нет никакой причины.
Но точно так же и по направлению вниз нельм идти в бесконечность, если
по направлению вверх имеется начало, так, чтобы из огня возникала вода,
из воды - земля, и так беспрестанно какой-нибудь другой род. В самом деле,
в двух смыслах можно говорить, что одно возникает из другого (помимо тех
случаев, когда "одно из другого" означает "одно после другого",
например олимпийские игры "из" истмийских): или так, как из мальчика,
который изменяется, - взрослый мужчина, или так, как воздух из воды. Говоря
"как взрослый мужчина из мальчика", мы имеем в виду "как
возникшее - из того, что прежде возникало, или завершенное - из того, что
прежде завершалось" [здесь всегда есть что-то промежуточное: как между
бытием и небытием - возникновение, так и возникающее - между сущим и не-сущим;
ведь учащийся - это становящийся знаток, и именно это мы имеем в виду,
когда говорим, что "из" учащегося возникает знаток). А "как
из воздуха - вода" означает возникновение через уничтожение одного
из них. Поэтому в первом случае нет взаимного перехода, и взрослый мужчина
не становится мальчиком (ибо здесь из возникновения возникает не то, что
находится в возникновении, а то, что существует после возникновения; и
точно так же день - "из" утра, потому что день - после утра,
и поэтому утро не может возникать из дня). А во втором случае имеет место
взаимный переход. Но и в том и в другом случае невозможно идти в бесконечность.
Действительно, в первом случае промежуточное необходимо имеет конец, а
во втором одно переходит в другое; причем уничтожение одного из них есть
возникновение другого.
Вместе с тем первое, будучи вечным, не может уничтожиться; в самом деле,
так как возникновение по направлению вверх не беспредельно, то необходимо,
чтобы не было вечным то, из чего как из первого возникло что-то через его
уничтожение.
Далее, "то, ради чего", - это конечная цель, а конечная цель
- это не то, что существует ради другого, а то, ради чего существует другое;
так что если будет такого рода последнее, то не будет беспредельного движения;
если же нет такого последнего, то не будет конечной цели. А те, кто признает
беспредельное [движение] , невольно отвергают благо как таковое; между
тем никто не принимался бы за какое-нибудь дела, если бы не намеревался
прийти к какому-нибудь пределу. И не было бы ума у поступающих так, ибо
тот, кто наделен умом, всегда действует ради чего-то, а это нечто-предел,
ибо конечная цель есть предел.
Но точно так же и суть бытия вещи нельзя сводить к другому определению,
более пространному: ведь предшествующее определение всегда есть определение
в большей мере, а последующее-вот; если же первое не есть определение сути
бытия вещи, то еще менее последующее. Далее, те, кто так утверждает, уничтожают
знание: ведь невозможно знать, пока не доходят до неделимого. И познание
[в таком случае] невозможно, ибо как можно мыслить то, что беспредельно
в этом смысле? Ведь здесь дело не так обстоит, как с линией, у которой
деление, правда, может осуществляться безостановочно, но которую нельзя
помыслить, не прекратив его; так что, кто хочет обозреть ее в беспредельной
делимости, тот не может исчислять ее отрезки. Но в движущейся вещи необходимо
мыслить и материю. И ничто беспредельное не может иметь бытие; а если и
не так, то во всяком случае существо (to einai) беспредельного не беспредельно.
С другой стороны, если бы были беспредельны по количеству виды причин,
то и в этом случае не было бы возможно познание: мы считаем, что у нас
есть знание тогда, когда мы познаем причины; а беспредельно прибавляемое
нельзя пройти в конечное время.
.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Усвоение преподанного зависит от привычек слушателя; какие у нас сложились
привычки, такого изложения мы и требуем, и то, что говорят против обыкновения,
кажется неподходящим, а из-за непривычности - более непонятным и чуждым,
ибо привычное более понятно. А какую силу имеет привычное, показывают законы,
в которых то, что выражено в форме мифов и по-детски просто, благодаря
привычке имеет большую силу, нежели знание самих законов. Одни не воспринимают
преподанного, если излагают математически, другие-если не приводят примеров,
третьи требуют, чтобы приводилось свидетельство поэта. И одни хотят, чтобы
все излагалось точно, а других точность тяготит или потому, что они не
в состоянии связать [одно с другим], или потому, что считают точность мелочностью.
В самом деле, есть у точности что-то такое, из-за чего она как в делах,
так и в рассуждениях некоторым кажется низменной. Поэтому надо приучиться
к тому, как воспринимать каждый предмет, ибо нелепо в одно и то же время
искать и звание, и способ его усвоения. Между тем нелегко достигнуть даже
и одного из них.
А математической точности нужно требовать не для всех предметов, а лишь
для нематериальных. Вот почему этот способ не подходит для рассуждающего
о природе, ибо вся природа, можно сказать, материальна. А потому надлежит
прежде всего рассмотреть, что такое природа. После этого станет ясным и
то, чем занимается учение о природе, <есть ли исследование причин
и начал дело одной или нескольких наук>.