11 мая 1995 года на философском факультете СПбГУ состоялась ежегодная конференция, посвященная изучению наследия великого мыслителя древности, стоявшего у истоков европейского самосознания. Организаторами конференции являются Совет молодых ученых СПбГУ при поддержке проректора по науке профессора В.Н.Трояка и декана философского факультета профессора Ю.Н.Солонина, кафедры истории философии СПбГУ и редакция студенческого литературно-философского альманаха "Error Fatal Seminar". В связи с подготовкой к мероприятию в Совете молодых ученых состоялся "философский" разговор, в котором приняли участие директор Центра научно-технического творчества учащейся молодежи СПбГУ А.А.Григорьев, кандидат географических наук доцент И.А.Коптева (председатель Совета молодых ученых) и непосредственные организаторы конференции - кандидат философских наук Р.В.Светлов и А.В.Цыб. Запись этой беседы мы хотели бы предложить тем, кто вместе с нами интересуется философией и историей платонизма.
И.А.Коптева: Платоновские чтения проводятся на философском факультете уже в третий раз. Чем может быть вызвано такое устойчивое внимание современных ученых к личности выдающегося, но довольно древнего мыслителя? Ведь как в первой конференции, секции которой, как мы помним, имели такие привлекательные названия, как "Дионисов кратер", "Грех платонизма", "Не геометр да не войдет!" и т.п., так и во второй, 1994 года, состоявшейся под общей рубрикой "Диалектика и монолог платонизма", приняли участие не только философы, но и историки, религиоведы и филологи; и интерес к поднятой теме не собирается угасать.
А.А.Григорьев: Конечно, это так. Однако я хочу поправить вас в том, что речь здесь идет не только о личности философа, к которой мы, наверное, еще вернемся, но, в большей мере, о его идейном наследии, сформировавшем многовековую традицию в истории культуры вообще. И поэтому более справедливо будет поставить вопрос о "тайне" механизма этого непрекращающегося успеха идей Платона, которую один из выдающихся отечественных последователей платонизма, наш современник А.Ф.Лосев назвал "секретом тысячелетней значимости" Платона. Я, конечно, не считаю, что платонизм как способ мышления является единственной возможной формой философствования. Есть и другие, не менее важные пути развития философии, а следовательно, и направления историко-философских исследований. Однако и отрицать значение этого особого стиля платоновского мышления было бы смешно даже в наше сложное время, столь, казалось бы, мало склонное к умозрительным онтологическим построениям. Среди характерных черт этого стиля я назвал бы, прежде всего, его фундаментальную направленность на познание предельно общих философских категорий, его особенную онтологическую интернациональность, далекую от всякого утилитаризма и инструментализма. Но, может быть, именно это и необходимо, чтобы вновь собрать воедино полуразрушенное здание нашей отечественной культуры, переживающей поистине тяжелые времена. Тем более, что философский платонизм отнюдь не чужд ни русскому академическому мышлению, ни историческим традициям религиозного самосознания нашего народа. Я бы отметил и другой, не менее важный момент: утонченный литературный вкус, к которому стремится всякий философский платонизм, вкус, характерно проявленный в трудах как самого основателя школы, так и его последователей. Вместе с тем, хотя я и готов поспорить о современной значимости подобного рода философствования, отвечая на поставленный вами вопрос, я хочу подчеркнуть, что секрет современного интереса к Платону состоит прежде всего в традиции, принципиально никогда не угасавшей, и новый интерес к проблеме знаменует собой лишь возрождение после известного перерыва.
А.В.Цыб: Не так давно в беседе с одним собеседником я столкнулся с полным непониманием места и роли великих мыслителей в истории культуры. Обладая довольно поверхностной эрудицией в самых неожиданных областях различных наук, он стремился навязать мне взгляд на историю мысли как на последовательность случайных и непредсказуемых влияний, нелепых следствий и непредвиденных обстоятельств. Вопрос о том, какой характер имеет востребован-ность древней мудрости в последующих исторических эпохах, подлежит, пожалуй, гораздо более серьезному обсуждению. Я бы поставил вопрос так: каким избирательным принципом "руководствуется" история, когда она либо безжалостно уничтожает в пожарищах библиотек и нашествиях варваров следы одних литературных памятников, научных достижений, философских систем, сохраняя от них лишь смутные упоминания малоосведомленных комментаторов, либо с труднообъяснимой бережливостью сохраняет в почти первоначальном виде памятники других сочинений, открытий и философских учений, вопреки всем катаклизмам гибнущих цивилизаций? И даже если судьба наследия иных мыслителей оказывалась не столь трагичной, чтобы оно оставалось жить только в туманных воспоминаниях последа вателей или совсем сгинуть с лица земли, почему же одним идеям она готовит бесконечно новую жизнь в умах грядущих поколений, другим оставляет безрадостную участь пылиться на книжных полках библиотечных стеллажей? Иными словами, я вновь возвращаюсь к вопросу, сформулированному в начале нашей беседы: в чем секрет "популярности" (в самом глубоком мировоззренческом смысле этого слова) великих мыслителей прошлого? Думается, это имеет самое непосредственное отношение к предмету наших рассуждений.
Р.В. Светлов: Человек, практически от рождения, имеет дело с миром как с чем-то само собой разумеющимся. Недоверие к иным культурам, непонимание иных складов мышления - все это вызвано впитанной с молоком матери убежденностью. Оно исходит из предпосылки, враждебной обыденному сознанию: из сомнения в единственности и естественности того образа реальности, который мы считаем незыблемым. Философ смотрит куда-то в "иное"; древние прекрасно отобразили его бег от кажущейся действительности в устремлении к небесам. Геометрия небес в отличие от того, что происходит на Земле, общезначима. Мы можем спорить о том, что такое небесные светила: боги, огненные завихрения, космические тела; но их движения математически вычисляемы и неизменны. Засмотревшись на небеса, философия часто падала в земные ямы (как однажды упал в канаву древнегреческий мудрец Фалес, завороженный хороводом небесных светил). Это могло вызывать смех, но никогда не изгоняло ее из КУЛЬТУРЫ. Среди типажей исторических деятелей, сложившихся в культуре за многие столетия, наряду с могущественными правителями, пламенными праведниками, утонченными поэтами и неудержимыми бунтарями всегда присутствует звездочет. Эллины первыми познакомили человечество с опытом философского звездо-четства. Но среди множества эллинских мудрецов Платон занимает особенное место. До него философия была поэтична, даже если философы не писали поэтическим слогом. Поэтична она была в силу символически-образного характера своего языка. Поэзия меняет наш угол зрения на вещи. Философская поэтап-ность позволяет увидеть их смысловую глубину. Слово такого философа не позволяет нам автоматически воспроизвести перед своим постигающим воображением обозначаемую им вещь. Оно в меньшей степени знак. Оно само - символ. Оно делает видимым невидимое, а точнее, открывает в нас "третий глаз", способность поэтического умозрения. Доплатоновский мудрец поет об опыте своего "звездочетства". Собственно столь же поэтичен и Платон. Подлинная философия невозможна без толики поэзии, ибо поэтична сама природа языка - языка, опять же, не как знака, а как реальности, позволяющей нам соотноситься с существом любой вещи. Даже у Аристотеля, Гегеля, Гуссерля проглядывает эта поэтичность, этот интерес к языку. Но Платон - уже не только поэт. Его речь - это осознающая себя философская речь. Она не просто меняет угол зрения, не просто позволяет узреть глубины сущего. Она апеллирует к такой реальности, которая в отличие от видимого нами никогда не ограничивает взор. Для платоновского философствования видимый мир прозрачен, ибо вся мысль Платона сосредоточена в новом оке, в могущественном оке умозрения. Чувственные очи уже не мешают ему, они сами испытывают метаморфозу, они видят в окружающем не только само окружающее, но и свидетельства подлинного. Однако для того, чтобы "опыт звездочетства" стал постоянным и устойчивым, необходимо рассуждение, закрепляющее поэтическую интуицию (а не отрицающее ее). В том и величие Платона, что поэтическое философствование и фило-еефский дискурс у чего йе тояько не взаимоотрицали друг друга, вели к единой цели, к реальности реальностей, которую исследователи платонизма будут именовать и Бытием как таковым, и Миром идей. Революция, совершенная Платоном, означает конституирование, утверждение философии. Поэтика платоновских диалогов - это поэзия на грани логики, на той самой грани, где отныне философия и будет совершать подлинные открытия. Значимость Платона в том, что он первым прошел через ту стадию "звездочетства", которую проходит каждый, кто обращается к философствованию. Самоопределение по отношению к основателю Академии - необходимое условие для всякого нового движения мысли и ныне, ныне, пожалуй, необходимый признак этого движения. Нужно вернуться еще и к личности Платона. Казалось бы, она принадлежит прошлому, так что говорить о ней ученым, профессионально занятым историей философии? Однако романтичную, привлекательную, расширяющую горизонты ауру придает истории не экзотика и не ощущение того, что там, в топосе моего воображения, я свободен от сетей, здесь меня привязывающих к обыденности. Романтика идет от ярких личностей. Именно они придают цену событиям своего времени: словно Мидас, прикасаясь ко всему, они делают это все в нашем сознании золотым. Платон и был такой личностью.
И.А.Коптева:
Видимо, с поэтической интуицией платонизма и связана тема конференции: "Универсум Платоновской мысли: метафизика или недосказанный миф?"
Р.В.Светлов:
Я бы уточнил тезис о мифе в истории платонизма. Нас можно понять и так, что мы имели дело с мифологизацией, то есть искажением, реальных событий, и так, что здесь действуют какие-то сверхъестественные силы. Не думаю, что история платонизма создавалась сверхъестественным образом, и не думаю, что она сознательно мифологизировалась. Причина всего этого, наверное, в некоторых особенностях платоновского учения, наложивших отпечаток на его адептов.
Дело в том, что платонизм исходит из четкой иерархии ценностей, где сверхчувственное, умопостигаемое явно превышает чувственное, изменчивое. Это не означает, что зримый, явленный мир для платонизма всего лишь "изукрашенный труп". И неоплатонизм эпохи Возрождения, и русская философия Всеединства с почтением относятся к созданному, феноменальному, усматривая за ним идеальную структуру сверхчувственного замысла. Но платонизм исключает привязанность к этому миру, восприятие событий, происходящих с тобой здесь, как чего-то кардинального, универсально важного. Да, конечно, платонизм в любом его виде отстаивает нравственный идеал, требует ответственности за свои поступки. Но временное важно только для временного, оно несущественно для вечного. Платонизм же идет от вечного. То,что связано с миром - лишь ступень, исчезающая, когда происходит приближение к абсолютному. Вот почему Плотин не отвечал на вопросы о своей семье и своем племени. Вот почему Платон мог требовать в своем проекте идеального государства отнятия детей у родителей. Вот почему платоники Возрождения или Шеллинг так высоко ставили гениальную личность, вырвавшуюся в пространство над пеленой обыденных связей и привязанностей, в пространство совершенного творчества. Платоник - мудрец, побывавший за пределами пещеры (если вспомнить миф из "Государства"), и его действия, речи не во всем внятны ее обитателям. Отсюда и возникает миф - как реакция обычного сознания на нечто не укладывающееся в его рамки. Для людей, уверовавших в подобную персону, миф становится "священным логосом" (так, для язычников-неоплатоников священные мифы - это жизнеописания Пифагора, Платона, Плотина). Этот логос для них не менее существен, чем сочинения почитаемого ими человека. И порой, такой миф весьма разнится от идей, в действительности высказываемых философами.
А.В.Цыб: Таким образом, круг проблем определен. Однако сразу оговоримся, что на этой конференции прозвучали выступления и иного, не "мифологического" содержания. Ведь мероприятие проводится всего один раз в год, поэтому мы не видим ничего страшного в том, чтобы расширять проблематику по мере поступления интересных материалов.
Материал подготовили Р.СВЕТЛОВ и А.ЦЫБ
