НАЗАД К СОДЕРЖАНИЮ
УНИВЕРСУМ ПЛАТОНОВСКОЙ МЫСЛИ V
Ю. Ф. Воропаев
ПЛАТОНОВСКИЙ ОБРАЗ РАЦИОНАЛЬНОСТИ
И ГРЕЧЕСКАЯ ИДЕЯ ИСТОРИИ
Вопрос о том, была ли у древних греков идея истории, является давним философским спором. В этом споре присутствует устойчивая оценка античной культуры как не обладавшей "памятью" и потому не имевшей якобы "никакого исторического органа" (О. Шпенглер). Существуют также и суждение о том, что даже у Платона и Аристотеля нельзя найти какой-либо "философии истории" (Н. Бердяев).
Однако, как известно, еще Гегель подчеркивал, что греки - это уникальный народ с присущей ему способностью не только писать, но и мыслить исторически. Он относил греков "к всемирно-историческим народам", а их историков (Геродота и Фукидита) - к представителям "первоначальной исторической науки". Если согласиться с Гегелем и Коллингвудом в том, что "история как наука была открыта греками", то еще далеко не очевидно просматривается связь греческой рациональности (скажем, у Платона) с историческим сознанием, а тем более с историческим мышлением. На эту трудность понимания данной связи и обратил внимание в свое время Р. Коллингвуд. Он, в частности, указал на то обстоятельство, что греческая рациональность выражала по своей сути "антиисторический" взгляд на мир.
Мысль о том, что греческая метафизика (в особенности у Платона) антиисторична, является явным недоразумением и, конечно, требует опровержения. В известной мере этому может способствовать взгляд на греческую рациональность как синкретическое мышление, которое вовсе не исключает, но предполагает историческое мышление в силу его единства с античной культурой в целом. Причем я полагаю, что историческое мышление греков выражалось не только в становлении исторической науки (Геродот и Фукидит). Оно воплотилось в греческой парадигме мышления вообще, являясь нераздельной частью философской рациональности, греческого духа как целостности. Не удивительно, что для Гегеля, например, "греческий дух" и его составные компоненты указывают именно на историзм греков как необходимый, внутренний характер этого духа. Но только историзм особого рода.
В этой связи возникает вопрос о характере греческого историзма и его особенностях в рамках единого греческого духа, рациональности. Но сначала подчеркнем, что античность "близка" нашему времени, поскольку она вырабатывает образ и способ мышления целостного мира, в котором есть место и для прошлого. Античность задает как бы магистральное философское направление для будущих западных идей истории. Ибо в недрах греческой рациональности возникают два образа мира, нераздельной частью коего становится и история. Первый образ, рожденный греческой метафизикой и развитый у Платона, выступает как образ тотального мира и его ритмики как целостности. Это образ мира, понимаемый в модусе вечности, бесконечного "эона". И второй образ, сопряженный с первым, образ мира в модусе "хроноса", т.е. земного времени, измеряемого числом и имеющим отношение к человеческому миру и его прошлому.
Парадоксальность греческого философского видения заключается в отказе от поиска скрытого смысла мира, а тем более прошлого (истории). Для греков этот смысл следует пережить в настоящем, почувствовать мир как космос, а его ритмы как естественное и гармоничное единство человека с миром и, разумеется, человека с его прошлым. Словом, греческое миросозерцание мира - это принятие "мира у цели" (В. Шубарт). Здесь как бы смысл мира уже осуществлен, выполнен. И никакие события прошлого или будущего не смогут поколебать этот мир у цели, пребывающего в статическом покое.
Однако каков же "механизм" вхождения греческой рациональности в историческое сознание, а последнего в философскую рациональность? Думается, что этот механизм есть та тотальность и единство греческого духа, который переживает, чувствует и рефлексирует историчность именно в глубинах собственного культурного и духовного существования, в процессе культурной самоидентификации. И в особенности в ходе духовной и философской переработки того, что Гегель называет "чужеродностью в самом себе" и что выступает главным моментом, который следует рассмотреть.
Речь идет о том, что греческая рациональность чужда "историзму" в современном смысле этого понятия. Дело в том, что греческие философы не противопоставляют познающий субъект объекту (прошлое). И к тому же они не тематизируют историю с целью поиска смысла истории. Философское сознание греков переживает "историческое" (термин Бердяева) в ходе культурного самоопределения духа (и рациональности). Словом греческий дух переживает и рефлектирует историческое как онтологическое в ходе выработки греческой индивидуальности и ее внутренней духовной сущности. И бытийные (онтологические) качества человека греческая рациональность раскрывает через "свое" историческое - в религии, искусстве, политической жизни и, конечно, в философии. Историческое как образ мышления есть образ греческой культуры, а значит и истории. Для Платона, например, является естественным историческое чувство и рассуждение о прошлом. Так, философ говорит следующее: "Однако я все-таки обыкновенно восхваляю древних и живших прежде нас больше, чем нынешних". Платоновская философия выражает громадный интерес к прошлому. Но это прошлое интересует его не в качестве какого-то предмета познания, но в смысле его неотрывности, нераздельности от настоящего, от современного ему мира и жизни. Поэтому в платоновской рациональности ценится одинаково и историческое и не историческое (на данный момент "настоящее"). Ибо, как уже подчеркивалось, для греческого миросозерцания существует лишь единый мир. И человек неотделим от этого мира. И в этом смысле разные "истории", происходящие с людьми, события прошлого есть нечто случайное и исчезающее в ритмах тотального мира. Иначе говоря, выражаясь словами Ф.Ницше, греческая рациональность задает меру органической связи (и соотношения) исторического и неисторического. Этой мере соответствует, в частности, известный образ человека в платоновской эсхатологии, предполагающей измерение человеческой жизни в ее реальном (земном) и идеальном (метафизическом) масштабах. Ибо у человека есть земная - неистинная и истинная жизнь. Таким образом, по Платону, историческое и неисторическое - две необходимые ипостаси человека. И их необходимость видится не как результат процесса (скажем, самого хода исторического познания) или некоего движения от прошлого к будущему, но как результат рациональной необходимости - рокового требования всеобщего закона-Логоса. Этой необходимостью охвачены прошлое, настоящее и будущее в едином мире. И не случайно, данному пониманию времени соответствует греческий взгляд на сущностную природу человека, которая всегда одна и та же. Природа же всех вещей "появляться и исчезать" (Фу кидит).
Следует, далее, подчеркнуть, что созерцательно-чувственный характер греческой рациональности ("пластическое миропонимание" - Боман) органично выражен у греков в особом образе и концепции истории. Особенность этого образа обнаруживается в "греческой трагической концепции мира" (Н. Бахтин). Трагическое у греков - философское выражение обреченности героя-человека, действия которого ведут неизбежно к катастрофе. Греческое принятие трагической концепции мира выражает в то же время и примирение с бытием вопреки бессмысленности (катастрофичности) жизни. Но это означает вместе с тем и понимание жизни (и истории) как испытание духа и свободное избрание, утверждение жизни-истории. Вот почему греческая трагическая концепция мира не знает какого-либо движения к "исторической и трансисторической цели" (Тиллих).
Заметим, однако, что трагическая концепция мира и жизни-истории у греков преодолевается, начиная с Сократа и особенно Платона. Можно сказать, что смертельный удар трагической концепции был нанесен именно Платоном, его философией с ее рациональностью и диалектикой. Ведь последние были как раз теми экспериментирующими формами мышления, которые преодолевали бессмысленность мира и катастрофичность жизни человека. С Платоном сама мысль, выражаемая еще в "образах, символах, аллегориях, а иной раз в трудноуловимых иносказаниях" (Лосев), становится духовным орудием испытания жизни и истории, методом поиска их смысла. И здесь обнаруживается "близость" Платона современности, ибо наше время продолжает в известном смысле поиск смысла и идеи истории, начатый греческими мыслителями.
В комплексе античной рациональности и пластического миропонимания греческие представления об историческом и неисторическом приобретают ярко выраженный ценностный характер. Причем у Платона они, выражают не только ценности греческого духа, но причастны к ценностям высшего порядка миру идей и божественному разума. Как раз здесь обнаруживается у Платона источник предельной ценности рационального, обретающего метафизическую силу для поиска смысла (диалектика смыслов) бытия, жизни и истории. Человеческое мышление и вся рациональность, таким образом, приобщаются к сфере ноэзиса, обращенного ко всему универсуму и управляемого законами разума, логоса. Добавим к тому же, что у Платона рациональное (образ идей) есть необходимая онтологическая основа гармонии универсума и универсума человека. Поэтому оказывается, что рациональное в платоновском понимании не может не быть целесообразным, обретающим свой смысл в гармонии исторического и неисторического.
В заключение приведем мудрое рассуждение-предостережение Ф. Ницше о греческом отношении к истории. Ницше пишет, что на протяжении столетий грекам грозила та же опасность, которой подвергаемся и мы, - именно "опасность погибнуть от затопления чужим и прошлым - историей". Греки никогда не жили в гордой изолированности. Напротив, их культура и история возникают как преодоление хаоса различных исторических форм, понятий и религий. Величие греков как раз и заключается в том, что они сумели преодолеть и организовать хаос, в том числе и хаос истории. Словом, они вернулись к "самим себе", к осмысленному существованию, т.е. собственному культурному и историческому развитию. И свой опыт преодоления хаоса мира и истории они сумели передать последующей традиции культурно-исторического развития Запада и, добавим, России.
Воропаев Юрий Федорович - канд. филос. наук, доц. кафедры истории философии философского ф-та СПбГУ
© СМУ, 2007 г.
НАЗАД К СОДЕРЖАНИЮ
