НАЗАД К СОДЕРЖАНИЮ
УНИВЕРСУМ ПЛАТОНОВСКОЙ МЫСЛИ X
И. Г. Ребещенкова
ПРОБЛЕМА ПОЗНАНИЯ
ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ДУХА:
ПЛАТОН И КОНРАД ЛОРЕНЦ
Проблема человеческого духа — это исконно философская проблема, неразрывно связанная с проблемами познания. Можно проследить способы ее осмысления, начиная с Платона и кончая представителями современной эпистемологии. Историческое развитие этих способов предопределило методологические проблемы, в числе которых главное место занял вопрос о соотношении философских, естественнонаучных и социально-гуманитарных методов (в понимании духа и познания). Он привлек внимание ученых после возникновения в 70-х гг. XX века и интенсивного развития в последующие три десятилетия эволюционной теории познания. Дело в том, что в фундамент этой теории были заложены достижения комплекса биологических наук.
Одним из основоположников этой теории является австрийский ученый, известный мыслитель современности К. Лоренц. В своих работах он неоднократно использовал и рассматривал идеи платонизма как в позитивном, так и в критическом ключе. Эволюционная эпистемология Лоренца имеет ряд отличительных признаков (по сравнению с иными, многочисленными теориями познания). Первый признак — применение методологии эволюционизма дарвинистского и неодарвинистского типов для анализа познания и его становления в онтогенезе и филогенезе животных и человека. Второй признак — использование для этого анализа терминологии, предложенной и разработанной в дарвинизме («эволюция», «естественный отбор», «приспособление», «адаптация» и т.п.). Наконец, третий признак — трактовка человеческого духа, познания животных и человека как процесса и результата органической и социальной эволюции.
Интрига в данном случае строится на двух обстоятельствах. Первое обстоятельство заключается в том, что необходимо соотнести платоновский идеализм с основными положениями и идеями эволюционной эпистемологии, которая, по самой своей сути, является материалистической. Второе обстоятельство заключается в том, что идеализм Платона — это сугубо философская система классического типа, созданная задолго до развития частных наук вообще, естественных наук в частности. Неразвитость частных наук в античное время предопределила умозрительный характер платоновского идеализма.
Современная эволюционная теория познания в целом (лоренцевский ее вариант в том числе) носит явно выраженный междисциплинарный характер, что, в свою очередь, определяет сложное переплетение в ней философских и частно научных аспектов. Соответственно, активное использование в ней результатов ряда современных наук привело к преодолению умозрительного характера эпистемологии, присущего классической философии, в том числе и платоновскому идеализму. Лоренц рассмотрел платоновский идеализм как систему, которая на протяжении многих сотен лет препятствовала натуралистическому (эволюционно-биологическому) исследованию человеческого духа и познания. Кроме того, он высказал свои суждения о «корнях» идеализма платоновского типа, заключенных в исторических этапах становления человека и человечества. В данной статье внимание будет уделено отношению платонизма и эволюционной теории познания Лоренца в методологическом аспекте. Это отношение будет устанавливаться в ходе анализа двух выступлений ученого в 1972-1977 гг. в Мангейме, в Обществе науки, искусства и образования Гумбольдта и в Гейдельберге, в Университете Ордена достоинства наук и искусств. Их тематика была одной и той же, и опубликованы они были под одним названием — "Die Naturwissenschaft vom menschlichen Geiste" — «Естествознание о человеческом духе» [1].
Сходство тематики и названий выступлений Лоренца, разумеется, не было случайным. Дело в том, что в период этих выступлений Лоренц работал над ключевой для системы его эволюционно-эпистемологических идей книгой — «Оборотная сторона зеркала». Высказанные Лоренцом идеи были одновременно сквозными для научно-философского творчества, в том числе и для эволюционной теории познания.
Как явствует из названия выступлений, речь в них шла, главным образом, о возможностях и границах применения достижений естествознания, естественнонаучных методов в исследовании этих явлений. Заявленная тема — о естественнонаучном подходе к духовным явлениям, по собственному признанию Лоренца, могла быть расценена многими естествоиспытателями как провокационная. Отмечая это обстоятельство, вместе с тем, он высказал надежду, что именно в Университете Ордена достоинства наук и искусств и в Обществе Гумбольдта может быть восстановлена справедливость. Основную причину недоверчивого и даже отрицательного отношения философов к возможностям естествознания в исследовании явлений духа и души, познавательной деятельности (или даже полного отрицания этих возможностей) Лоренц увидел, прежде всего, в особенностях интеллектуальной обстановки Германии на протяжении последнего столетия. Воспроизведем лоренцевскую оценку этой ситуации. Лоренц отметил, что мировоззрение многих ученых Гейдельберга — города, в котором он выступал, формировалось под влиянием, главным образом, немецкого идеализма, который является наследником платоновского идеализма. Влияние идеализма на ученых объясняется тем, что профессором университета в этом городе с 1816 г. и до конца жизни, т.е. до 1818 г., был Гегель. Кроме того, влиятельным в нем оставалось кантианство, в частности, идеи Канта о том, что ценности существуют только в интеллигибельном мире, а мир вещей, внешний мир не только принципиально непознаваем, но и не интересен по своему существу, поскольку не содержит в себе ценностей. Лоренц как естествоиспытатель высказал твердое убеждение в том, что мир единствен и для него не является необходимостью существование Бога, творящего чудеса. Мир — это логос, он развивается по естественным законам, и в нем нет места чудесам. Австрийский ученый заявил, что ситуация с принципиальными позициями относительно сущности, возможностей и пределов познания мира и человека такова, что существует широкий спектр мнений философского плана. На границах этого спектра находятся экстремумы: на одной границе — платоновское пренебрежение ко всему реальному миру и, следовательно, преувеличенное внимание к идеальной сфере (идеализм), на противоположной границе — наоборот, принижение идеального и возвышение материального (материализм). При этом Лоренц специально выделил то, что он назвал вульгарным «отростком» материализма, или онтологическим редукционизмом, сославшись на высказывание своего друга и учителя Дж. Хаксли о том, что вульгарно-материалистическое понимание природы и человека включает в себя особый принцип — принцип «ничего более». Указанное выражение означает то, что вульгарные материалисты не допускают существования ничего, что бы существовало сверх вещественного, телесного мира, т. е. автономных сфер душевного и духовного миров. В связи с выявленными философско-методологическими позициями — материализмом и идеализмом — Лоренц привел два, имеющих место в естествознании определения феноменов «жизнь» и «человек». Определение первого из названных феноменов— «жизни» заключается в том, что все явления (события, процессы) жизни — это только химико-физические явления. Второе утверждение заключается в том, что человек — это только животное, только голая обезьяна или только механизм с проектным дефектом и т.д. Оба эти высказывания быг ли названы австрийским ученым типичными примерами онтологического редукционизма — вульгарного материализма.
В выступлениях Лоренца были указаны еще две позиции в сфере науки и философии, имеющие значение для исследования познания в его эволюции — позиция наивного реалиста и позиция идеалиста. Наивный реалист смотрит только вовне, на внешний мир и не осознает того, что существует некое «зеркало», «фотографический аппарат», который «фотографирует», т.е. отображает этот внешний мир. Идеалист смотрит только в «зеркало» и может видеть только посредством своего взгляда, что еще один реальный мир существует, также то, что «зеркало», в которое он смотрит, имеет еще одну, не отраженную сторону. Он ставит это «зеркало» в один ряд с категориями, фиксирующими отраженные вещи, вещи внешнего мира.
Выступлением в Обществе Гумбольдта Лоренц пытался решить две задачи. Во-первых, он был настроен на борьбу с вульгарным редукционизмом, сторонники которого сводят человеческий дух, человеческое познание к физико-химическим структурам и процессам. Точнее говоря, и что важнее всего, редукционисты сводят дух и познание только к этим структурам и процессам.
Во-вторых, Лоренц настраивался и на борьбу с другой крайностью — с пониманием духа как некоего чуда, как результата божественного деяния или особого мира гипостазированных идей (как в платонизме), взятых без уяснения «момента» их возникновения и генезиса в онтогенетическом и филогенетическом развитии человека. Примечательно то, что Лоренц считал, что все естествоиспытатели, он сам в том числе, в определенном смысле являются редукционистами. Вкладываемый им в понятие редукционизма смысл был своеобразным аргументом в защиту такого признания. Представители естественных наук понимают то, что их объяснение естественных явлений строится на основе обращения к всеобщим законам природы, к структурам, в рамках которого эти законы функционируют. Редукционизм в этом смысле присутствует практически во всех естественнонаучных теориях, в которых объяснение какого-либо явления происходит путем его включения в более обширные системы — в локальные природные структуры и, в конечном счете, — в крупномасштабную структуру природы в целом. Если сказанное справедливо, то оно относится и к натуралистическому объяснению познавательных явлений. Они должны быть включены в более обширные природные системы как их элементы.
Лоренц подтвердил то, что он так же, как и многие ученые, рассматривают все явления жизни как физико-химические явления. Если это так, то необходимо признать то, что все живое нуждается в энергии, и присвоение энергии является функцией живых структур. Вместе с тем, он считал, что такое понимание живого нуждается в коррекции: явления жизни — это, прежде всего, познавательные (когнитивные) явления. Жизнь (живая система) приобретает информацию о внешнем мире каждый раз в некотором исторически неповторимом случае.
В указанных выступлениях (в Мангейме, в Обществе науки, искусства и образования Гумбольдта и в Гейдельберге, в Университете Ордена достоинства наук и искусств) Лоренц обращался к весьма значимому в эволюционистских теориях слову — к слову «развитие». Для понимания истории жизни понятие «развитие» имеет особое следствие. Великий эволюционный успех возникает в том случае, если, во-первых, две системы, прежде существовавшие автономно друг от друга, объединяются и начинают функционировать как единое целое и если, во-вторых, при этом возникают такие свойства, которые невозможно было предсказать из анализа прежних систем. И тогда, по убеждению Лоренца, неверно утверждение о том, что все уже случалось или существовало. Наоборот, все, что происходило и происходит в мире, — все является в принципе новым, качественно новым. Жизнь, точнее каждое явление жизни, происходит только один раз. Каждая живая система — уникальное явление.
Лоренц полагал, что в ответ на вопрос о том, что является существенным для такого явления как жизнь, можно дать достаточно точный ответ на основе старой теории органической эволюции Дарвина и одновременно — на основе новейших результатов биохимии.
Жизнь — это явления, в которых посредством реплицируемых структур аккумулируется и сохраняется информация. А это уже нечто иное, по сравнению с теми определениями жизни, в которых она считается только химико-физическим явлением. Спасение от редукционизма в понимании жизни (и отождествленного с ней познания) Лоренц видел в ассимиляции биологией результатов исследования в новейших отраслях науки, в частности, в таких ее интердисциплинарных сферах, как теория информации.
Нечто сходное, как и в случае с сущностью жизни, происходит и во втором случае, когда мы формулируем для себя гердеровский вопрос: чего недостает человекоподобным животным, обезьянам для того, чтобы они были бы людьми? Что является величайшим отличием, которое отделяет людей от всех остальных живых существ? Не является ли этим отличием «дух», рассматриваемый, в эволюционной теорией познания, в отличие от платонизма, с естественнонаучной точки зрения?
Для того, чтобы ответить на эти вопросы принципиальные мировоззренческие (не уступающие по значимости вопросу о сущности жизни) вопросы, Лоренц сформулировал очередные вопросы: как «собирают» явления жизни информацию? И где она хранится, где и как испытывается?
В связи с этими вопросами Лоренц обратил внимание на один факт, объединяющий все живые организмы: существенные процессы получения и аккумуляции знаний в сложных системах этих организмов основываются на сходных процессах, именно, на информационных процессах, происходящих в двойной спирали цепочки молекул — в геноме.
На том лее этапе эволюции жизни, на котором возникает человек, «умнейшее животное» (Лоренц), указанного понимания жизни недостаточно. Причина этой недостаточности заключается в том, что на этом этапе появляются новые, по сравнению с физико-химическими и генетическими способами, способы аккумуляции и сохранения информации (совокупности знаний) — общественные традиции. В связи с этим заявлением Лоренца у людей возникают конкурирующие с геномом способы сбора информации и знаний. Конкуренцию геному составили понятийное мышление и словесная речь, которые гипостазировал в свое время Платон.
Однако если признать, вслед за австрийским ученым, специфику познавательного отношения к миру человека, по сравнению к его зоологическими предшественниками, то возникает не менее сложный, чем вопрос о происхождении живого, вопрос о возникновении новых способов трансляции информации — общественных традиций.
Лоренц полагал, что общественные традиции складываются в результате сложных процессов интеграции различных достижений, которые до интеграции в новое функциональное единство уже существовали по отдельности. Согласно зоопсихологическим и этологическим наблюдениям, у животных можно обнаружить исследовательские формы поведения, некое подобие традиций, некоторые способы восприятия пространства, элементы абстрактного мышления. У человека же все разрозненные способности и действия подобного рода приводятся к некоторой функции, которую мы считаем понятийным мышлением. Таким образом, абстрактные идеи оказываются, согласно эволюционной эпистемологии, укорененными в предшествующих человеку этапах филогенеза. Такая трактовка подрывает самую основу идеализма: лишает идеи их вневременности, завершенности, самостоятельности, наконец, первичности.
Несмотря на многочисленные попытки прояснить истоки собственно человеческого постижения мира, на сегодняшний день они остаются не проясненными. Все-таки, считал Лоренц, как словесная речь генетически относится к понятийному мышлению, мы не знаем. При этом он ссылается на Н. Хомского, который признал, что структура нашего языка и структура нашей языковой логики, врождены всем людям. Эти структуры идентичны логике мышления и первичны по отношению к понятийному мышлению и, следовательно, не порождены коммуникациями. Они возникают внезапно, вместе с появлением человека, именно как возможность, как некая потенция, как иной, по сравнению с генойом, способ аккумулирования информации.
У живых организмов на дочеловеческих уровнях существовала только одна возможность сохранить информацию — скопировать ее на молекулярном уровне. У наших ближайших предшественником, в частности у существа из Олдувая, уже имелась иная способность, именно, способность к языковой символике. Благодаря этой символике, стала возможной передача того, что испытал (или того, что знает) один субъект другому субъекту при помощи таких средств, которые позволяют знать другому субъекту то, что знает первый субъект. Знания с этого времени, стали копироваться от мозга одного существа к мозгу другого существа непосредственно, а не с помощью только ДНК. Тем самым возникает нечто, чего не было в органической природе. Это новое — передача по наследству приобретенных свойств — передача знаний не только на генетико-биологическом уровне (от старых людей к молодым), но и «от тебя ко мне», «от меня к тебе».
В результате нового способа передачи информации возникает новая, отсутствующая на дочеловеческих уровнях, общность: единство знаний, умений и единство волений. Такого рода общность знаний людей Лоренц отождествил с тем, что Н. Гартман в своей знаменитой теории «иерархии слоев» назвал «объективированным духом». Вполне возможно, что эту общность можно отождествить также с миром идей Платона.
Австрийский исследователь отметил, отмежевываясь от библейского объяснения духа, то, что для естествоиспытателей недопустимо, чтобы дух, возникший указанным ими способом, «витал над водами», как об этом сказано в Книге Бытия. Дух, понятый как акумуляция знаний, умений, волений множества поколений людей — человечества, подробно и точно записан в природных образованиях — нервных системах, в синапсах человеческого мозга, а также в искусственных системах — в бронзе и мраморе скульптур, на пергаменте и бумаге и других материальных структурах — словом в порожденной человеческом культуре. Лоренц определил культуру как способность аккумулировать традиционные знания, причем основой для такого рода кумуляционной способности является понятийное мышление и словесная речь людей.
Таким образом, в итоге следует признать существование двух великих ступеней и, соответственно, двух скачков в истории природы. Первый скачок — от неорганического мира к органическому, и второй скачок — от существ, которые только копируют посредством генома (генетически передают информацию) к существам, которые копируют и передают информацию посредством так называемых «мозговых знаний». С биологической, чисто материалистической, позиции различие между высшими животными и людьми как бездуховными и духовными существами является примерно тем, для обозначения чего Н. Гартман ввел термин «хиатус». Этот «разрыв» по степени сложности своего осуществления, по степени своей значимости для развития мира, по трудности объяснения находится в одном ряду с «разрывом» между неорганическим и органическим мирами. Заметим, Платон не ставил вопросы об указанных «разрывах» и, тем более, о возможности и способах их объяснения и преодоления. Лоренц отметил то, что все естествоиспытатели, в том числе и исследователи поведения, обычно недооценивали различия между животным и человеком. Напротив, находясь на позиции, предложенной Лоренцом, полагал сам этот ученый, невозможно не увидеть, как фактически велико это различие.
Все, что было сказано в выступлениях Лоренца о духе, о человеческом познании и о приведшей к ней эволюции, звучало, по его собственному признанию, как гимн человеческому духу и познанию. Истинное возвышение духа происходит не тогда, когда он отрывается от природного (земного) мира (как в системе Платона), а, наоборот, когда он включается в этот мир, когда осознается укорененность духа в природе (как в эволюционной эпистемологии).
Но возвышенное понимание духа, признание его качественного отличия от животных форм отношения к миру, от животных форм сбора, переработки, хранения и передачи информации, не исключает еще одного, возможно, принижающего его факта. Нельзя забывать то, что дух, как именно человеческий дух, может быть не только нормальным, здоровым, но и больным. По мнению Лоренца, выражение «болезнь духа» порождает в науках о духе противоречие: как может быть больным сверхприродное или даже противоположное природе? Действительная болезнь духа некоторой культуры названа Лоренцом массовым заблуждением.
Второй пример болезни духа, как считал Лоренц, заключается в том, что человеческая культура имеет в высшей степени опасную особенность — все быстрее и быстрее изменяться. Эта особенность является следствием накопленной и переданной по наследству совокупности приобретенных свойств. Кумуляция и переработка знаний, особенно в последнее время, происходит чрезвычайно быстро. Традиционные же, прочно закрепленные нормы поведения, не могут быть также быстро изменены, как и знания. Неравномерность роста информации и изменений средств манипулирования ею, ведет к глубокому внутреннему противоречию культуры. На ранних этапах существования человечества трещина между поколениями была маленькой, по постепенно она расширялась. В настоящее время множество традиционных норм, которые должны быть переданы от одного поколения к другому расширилось в такой степени, что наступил критический момент. Расстояние между поколениями так велико, что молодежь утрачивает важнейшие традиции, которые считает устаревшими. Эта традиции, по большей части, несомненно, должны быть сохранены для того, чтобы продолжала существовать культура, чтобы она не исчезла вовсе. Возвращаясь к лоренцевской метафоре для обозначения естественного «аппарата познания» мира — метафоре «зеркало», можно сказать, что длительное время никто не чувствовал ответственности за то, что это «зеркало» нуждалось в репарации в тех случаях, когда прекращало функционировать. Никто не заботился о функционировании этого «зеркала». Если же поставить цель усовершенствовать средства познания и саму познавательную деятельность, то, согласно убеждению Лоренца, надо сделать дух не только предметом гуманитарных, социокультурных и философских наук, но и предметом естествознания.
Итак, в своих выступлениях в начале 70-х годов — «Естествознание о человеческом духе» — Лоренц рассматривал методологические проблемы исследования духа, человеческого познания. Он подчеркнул длительное влияние идеализма платоновского типа на характер осмысления указанных явлений. Это влияние проявлялось в том, что в этом осмыслении не использовались результаты естественнонаучных исследований.
Главной целью Лоренца было обоснование возможности и правомерности естественнонаучного подхода к ним. При этом возникали проблемы идеализма, редукционизма, натурализма в их отношении к эволюционной теории познания. Обе эти проблемы связаны с общими философскими позициями, касающимися сущности материального и идеального, их взаимоотношения. Лоренц исходил из своего убеждения, что жизнь (органические процессы в живых системах) — это и есть познание. А жизнь и познание, в свою очередь, отождествлялись при этом с информационными процессами: усвоением, кумуляцией, хранением и трансляцией информации. Обосновывая правомерность натуралистических подходов к познанию, рассматривая последнее, в первую очередь, как природное явление, Лоренц затрагивал и его социальные аспекты. Речь шла о традициях как о способах сбора, сохранения и трансляции информации, т.е. знаний, умений и волений людей. Особенностью передачи традиций является то, что она осуществляется в процессе коммуникаций и их передача связана с понятийным мышлением и словесной речью людей.
Ребещенкова Ирина Григорьевна — канд филос. наук, доцент кафедры философии С.-Петербургского Технического университета (Горный институт)
ПРИМЕЧАНИЯ
[1] Lorenz K. l) Die Naturwissenschaft vom menschlichen Geiste // Orden pour le Merite fur Wissenschaften and Kunste. Reden und Gedenkworte. Bd 11. 1972/73, Heidelberg, 1973; 2) Die Naturwissenschaft vom menschlichen Geiste // Mitteilungen d. Humboldt-Gesellschaft. № 5. S. 117-127. назад
© СМУ, 2007 г.
НАЗАД К СОДЕРЖАНИЮ
