|
|
Родионовская А. О., соискатель СПбГУ
Речь о платонизме Петрарки пойдет в несколько
необычном ключе. Не в связи с его пристрастием к Платону, усвоенному
через Цицерона и других античных авторов. И не в связи с общим
ренессансным неоплатонизмом, который был противопоставлен Аристотелю и схоластике.
А в связи с концепциями «заботы о себе» Мишеля Фуко и «духовных
упражнений» Пьера Адо.
Фуко в «Герменевтике субъекта» обращает
внимание на то, что в диалогах Платона «Апология Сократа» и «Алкивиад»
Сократ утверждает необходимость некой «заботы о себе» (epimeleia heautou) и призывает афинских граждан и молодого Алкивиада заняться
этой заботой, которая подразумевает под собой, конечно, не заботу о своем
богатстве и положении, а противоположность им – заботу о своей
душе, а вместе с тем о разумности и справедливости. По
мнению Фуко, после Платона такой взгляд на философию, как на практику заботы о себе,
лег в основу почти всей греческой, эллинистической и римской
философии, а также сохранился, хоть и в измененном виде, в раннем
христианском богословии. Epimeleia heautou, или как её
стали называть римляне cura sui, предполагает ряд специальных
практик, направленных на познание и преобразование себя, изменение себя к лучшему.
Пьер Адо развивает очень похожую концепцию
«духовных упражнений», имея под ними в виду то же, что Фуко называл
«техниками себя». И подобно Фуко, он предлагает рассматривать Сократа как
родоначальника такого философствования. Более того, Адо считает, что
платоновские диалоги сами «представляют собой образцовые упражнения», задачей
которых является не четкое изложение какой-либо доктрины, а приведение
собеседника или читателя к «определенной умственной установке».
Платоновский диалог, по убеждению Адо, есть упражнение, ведущее к конверсии –
«изменению ментального порядка – от простого изменения мнения, до полного
преобразования личности».
Не смотря на всю схожесть, воззрения Фуко и Адо
имеют существенное разногласие в вопросе о том, когда же произошел
«разрыв» между философией и духовностью – когда от философии
отделилась ее практическая часть, отвечающая за становление субъекта? Фуко считает,
что этот разрыв, совершавшийся постепенно, окончательно произошел у Декарта,
который отменяет существовавшее прежде правило философии, гласящее, что для
познания истины субъекту необходимо прежде всего совершить определенную работу
над самим собой. Декарт, по мнению Фуко, постановляет, что истину способен
познать каждый, кто только может мыслить.
Согласно Пьеру Адо этот «разрыв» произошел в Средние
века, когда установилось деление на богословие и философию, его служанку.
Всё духовное и практическое, связанное с преобразованием личности, досталось
теологии – христианской мистике и морали; а философия превратилась
в лишь теоретическое сопровождение этой духовности. Эпоха Ренессанса, по
мнению Адо, начиная с Петрарки, стремится возродить античную философию, и в том
числе – отношение к ней, как к упражнениям по совершенствованию
души. Безусловно, это уже не те духовные упражнения, что мы находим у античных
авторов. Это совершенно новый феномен, включивший в себя три «компонента»:
античную философию, христианство и ренессансный антропоцентризм. Тем не
менее, смысл их совершенно тождественен платоновскому: речь здесь также идет о заботе
о душе.
Фуко и Адо называют среди прочих два вида
упражнений, сохранившихся и распространенных в некотором смысле до
сих пор – это практики чтения и письма. И эти два упражнения мы
прежде всего и находим в «Письмах о делах повседневных»
Петрарки.
Что касается письма, то в первую очередь
нужно отметить то, что обычно отмечают все исследователи Петрарки и что
непременно должно бросаться в глаза при чтении Familiares – это осознание Петрарки себя как автора. Писательство для него
не развлечение, не досуг, не одна из составляющих его деятельности, а главное
дело всей жизни. Петрарка видит самого себя писателем, а своей задачей, соответственно,
литературное произведение – будь то сонеты или письма друзьям. В этом
самосознании его принципиальное отличие от всех предшествующих авторов.
Чтение Петрарка рассматривает как необходимую
составляющую свой деятельности. Изучение античных авторов, усваивание их
текстов, их мыслей и стиля необходимо тому, кто хочет выработать свой. В деле
создания собственного стиля, говорит Петрарка, необходимо уподобиться пчелам,
которые не воссоздают найденные цветы, а «выделывают» из них «воск и дивный
мёд» (Повседн. I 8). Писать нужно своими словами и своим
стилем – тогда только можно называть себя автором.
Но нельзя не заметить, что письмо для Петрарки
больше, чем просто литераторство, риторика. Во всей своей авторской
деятельности он видит главной задачей – заботу о душе. Точно так же и в Цицероне
и других античных авторах он видит не риторику, а прежде всего философию.
«Дело там идет не о языке, а о душе» (Повседн., III 6, 7), говорит Петрарка. И более того, забота о душе, делая
человека благородным, тем самым совершенствует и его стиль: «Где
позаботились о духе, слово не останется в небрежении» (Повседн. I. 9). Как замечает В.В. Бибихин, Петрарка «ритор лишь постольку,
поскольку человеку дано быть словестным». Хороший стиль не главное. Хотя
Петрарка и видит свое предназначение в авторстве, он понимает, что
хороший стиль не может быть самоцелью. Хороший стиль для Петрарки прежде всего
ясный стиль (Повседн. XIII 5), это путь, а не цель. «Копит
золото жадный, не переносит малодушный» (Повседн. X 4),
говорит Петрарка, имея в виду, что написанное поэтическим или просто
красивым слогом может содержать в себе благородную мысль, и пренебрегать
им было бы неразумно.
Подобно тому как учил Сократ, главной своей
задачей Петрарка видит заботу о душе, и говорит об этом во многих
письмах. Порой он даже винит себя за то, что не полностью отдаётся этому делу, и что
его волнуют еще его произведения. «Мне отсюда больше стыда, чем славы,— а именно
что в преклонном возрасте у меня забота о чем-то другом, кроме
как о душе» (Повседн. XXI 12). В последних
письмах Familiares он все чаще говорит о необходимости
заботиться о душе, заниматься не литературой, а философией. И под
философией он имеет в виду ту, что «заключена в делах, а не в словах»
(Повседн. XII 3), такую истинную философию, целью которой
является спокойствие души, добродетель, избавление от страхов и страстей,
он противопоставляет «многоречивой, схоластической, надутой» учености.
Такой философией, таким упражнением «заботы о себе»,
о которой писал Платон, становятся для Петрарки его письма. В них он
разбирается в себе и воссоздаёт себя, или даже впервые по-настоящему
создаёт себя – по тому образу, которому он хочет соответствовать. С помощью
этих писем он приближается к желаемому «я» – тому добродетельному
человеку, который одновременно и поэт и христианин, и человек
Нового времени и подражатель античному искусству.
|
|
