Одним из первых делает войну предметом специального исследования Фукидид. Для него политическая история  – это естественная история, являющаяся лишь частью циклической истории космоса[1]. В этом смысле война понимается Фукидидом как естественное (наряду с землетрясениями, засухой и пр.) бедственное состояние человеческого общежития, болезнь, определяемая  объективной причиной (prófasiς). По мнению историка, лечение такой болезни как война необходимо, но избежать войн, как и избежать болезней, невозможно, ибо источник войн – в природе человека, и происходят они в соответствии с природой человека. И хотя индивидуальный человеческий характер может изменяться под влиянием обстоятельств, эгоистическая природа человека – стремление властвовать над другими, воля «захватить больше» (pleonex…a), мстительность, жестокость, гордыня, безрассудные надежды и стремление к свободе – остается неизменной, несмотря на все исторические изменения (Thuc. I, 22, 4; ср.: III, 82, 2).

Как естественное, имманентно присущее историческому развитию состояние война оказывается вне моральных оценок. Такое понимание природы войны оставляло открытым чрезвычайно актуальный для Афин середины IV  в. до н.э. вопрос о путях выхода из ситуации непрекращающихся войн. Решение было найдено в рамках дифференцированного подхода к определению их характера. Лежащим на поверхности и дающим сразу политические дивиденды было различение войн против внешнего для греков врага и войн междоусобных. В этом случае последние получали максимально негативную оценку, подвергаясь моральному суду, а первые, практически, не осуждались. Предложенная классификация привела, по сути, к легитимации войны, включению ее в морально-правовое пространство, что позволило использовать категорию справедливости (dikaiosÚnh) для оценки войны.

Ксенофонт и Исократ, связав вопросы войны и мира с ростом благосостояния полиса, под войной понимали прежде всего способ извлечения доходов. В этом случае успешность действия определялась его доходностью. Исократ считал войну несправедливой, если она вела к разорению воющих сторон, пусть даже и в отдаленной перспективе; справедливая же война, по мнению мыслителя, должна была обеспечивать стабильный доход в течение продолжительного периода (Isocr. De Pace, 6, 26, 30, 33-34, 68-69, 138). Взгляды Демосфена в первую очередь отражали его политическую позицию – борьбу против Филиппа за независимость Афин от Македонии. Войну за свободу и независимость, ради защиты собственного достояния он оценивал как справедливую; несправедливые войны, по мнению Демосфена имеют своей целью наживу (Dem. XV, 10). Общим для большинства историков и публицистов IV в. становится оправдание войны как справедливой борьбы против внешнего врага. Как для Демосфена, так и для Исократа, лучшее средство покончить с междоусобицами – объединение против общего врага. Для Демосфена таким врагом стала Македония, для Исократа – Персия. Война, таким образом, в рамках панэллинской идеологии оказалась не просто морально реабилитированной, но привлекательной как способ решения казавшихся неразрешимыми проблем.

Естественно, не мог не предложить своего решения проблем настоящего и будущего греческого мира Платон. Подобно политическим ораторам своего времени, он различает два вида войн и предлагает закрепить это различие терминологически. Есть война внешняя (pólemoj), это война с чужими, варварами. А есть война гражданская, внутренняя, война между своими, которую следует назвать раздором (st£sij). (Pl. Resp. V, 470 c; ср.: Leg. 629 d). Платон формулирует принципы панэллинской военной этики, устанавливая законы поведения воинов как во время войны с внешним врагом, так и во внутренних распрях, причем в «Законах» их дифференциация, очевидно, усиливается. По мнению Платона, в войне против чужеземцев воин прежде всего должен проявлять мужество, главный его порок – трусость и малодушие.  Если он по этой причине оставит строй или бросит оружие, его ждут позор и суровое наказание: он должен покинуть сословие воинов и пополнить ряды крестьян и ремесленников. Если он сдастся в плен, то не будет выкуплен, а станет рабом или будет убит. Стремясь смягчить методы ведения войны, Платон считал, в частности, недостойными свободного человека мародерство на поле боя, запрет хоронить мертвых врагов, пожертвование в храм оружия, снятого с врага, поскольку это оскверняет святилище. Предлагаемые Платоном правила выражали его стремление поднять в целом нравственный уровень военной этики. И, прежде всего, это относится к нормам ведения внутренних войн, как говорит Платон, самых «тяжких» войн. Стремясь, особенно в «Законах», подчеркнуть их принципиальное отличие от войн внешних, Платон утверждает, что в войне со своими воину недостаточно быть просто мужественным, таким может быть и наемник. Остаться на такой войне патриотом, «верным и непоколебимым», можно только обладая «всей добродетелью в совокупности», когда мужество будет соединено со справедливостью, рассудительностью и разумностью (Pl. Leg. 630 b). Именно эти качества, по мнению Платона, могут сделать возможным выполнение предлагаемых философом законов: не порабощать греков (греческое государство не должно иметь греков-рабов), не опустошать поля, не сжигать домов, опустошая Родину. Целью гражданской войны, был убежден Платон, должно быть примирение с противником, а не его уничтожение; мир, а не вражда.

Кажется, взгляды Платона на войну немногим отличаются от  воззрений большинства греческих публицистов. Однако, это не так. Принципиальное отличие состоит в отказе Платона оправдать войну, оправдать даже в случае ее «справедливых», по мнению большинства, целей. Возможно, именно ради утверждения такой позиции, очевидно, неблизкой современникам, ратующим за маленькую или большую, но непременно победоносную войну, Платон предлагает свою идеальную статичную модель государства поместить в историческую перспективу войны (Pl. Tim. 19 c). Для этого он разрабатывает  в «Тимее» и примыкающем к нему «Критии» свое знаменитое «сказание о двух полисах» – о древних Афинах и Атлантиде.

Древние Афины и Атлантида имеют много общего в государственном устройстве и одно существенное различие, касающееся организации жизни воинов – стражников законов полиса. В идеальных Афинах их жизнь организована в соответствии с правилами, известными нам из платоновского «Государства». Сословие воинов живет автономно. Ведя жизнь самодостаточную  и гармоничную, не имея ни золота, ни серебра, «блюдя середину между пышностью и убожеством» (Pl. Crit. 112 b–c), воины выступают прежде всего хранителями мира.  

Иначе живут цари-воины Атлантиды. И хотя долгое время им удается, живя в роскоши, не замечать ее, со временем «божественное начало» в них разрушается, уступая место «безудержной жадности и силе» (pleonex…aj ¢d…kou kaˆ dun£mewj) (Pl. Crit. 120 е – 121 b). Война с Афинами становится неизбежной. Однако, как пишет Платон, афинское государство «явило всему миру  блистательное доказательство своей доблести и силы», «одолело завоевателей и воздвигло победные трофеи» (Pl. Tim. 25 b–c). Итак, столкновение с афинским полисом закончилось для Атлантиды поражением, последние строчки «Крития» сообщают о решение Зевса наложить кару на впавшее в «жалкую развращенность» государство (Pl. Crit. 121 b–c): Атлантида исчезает, погрузившись в пучину (Pl. Tim. 25 d).

Такое наказание в контексте платоновских рассуждений представляется понятным и оправданным. Однако Платон подвергает наказанию и победителя: вместе с поглощенной морем Атлантидой, оказывается поглощенной разверзнувшейся землей и афинская «воинская сила»[2]. Афины теряют свои богатство и прежде всего землю, символизирующую устойчивость и незыблемость, самодостаточность существования. Думаю, это и есть кульминация всего сказания: любое участие в войне губительно. Справедлив только мир. Афины вынуждены были защищаться, и с точки зрения подавляющего большинства рассуждавших о войне современников Платона, такая война со стороны Афин, безусловно, была  войной справедливой. Однако, уверен Платон, участие в войне, преумножая мощь, культивируя жажду власти – без этих чувств вряд ли вообще возможна победа, –  нарушает гармонию, разрушает с таким трудом взращенное божественное в человеке, и в этом смысле никакая война не может быть оправдана. Война по своей природе, для Платона, это свидетельство  несовершенства человека, поэтому с неизбежностью период войн – это период завершающий космический цикл. Потопы и землятресения должны будут вновь опустошить землю, давая человеку «вследствие покинутости» новую возможность обрести подлинные достоинство, мужество и справедливость,  благородный нрав и дружелюбие (Pl. Legg. 678 e-679е) 

По мнению Платона, политики, стремясь установить мир посредством войны, лечат лишь симптомы, не устраняя причину недуга, состоящую в корыстолюбии и в стремлении к наживе. Завершая в «Тимее» исследование природы человека, Платон убеждает, что человек способен пестовать в себе божественное начало – «через усмотрение гармоний и круговоротов мира исправить круговороты в собственной голове, нарушенные уже при рождении, иначе говоря, добиться, чтобы созерцающее стало подобно созерцаемому, и таким образом стяжать ту совершеннейшую жизнь, которую боги предложили нам как цель на эти и будущие времена» (Pl. Tim. 90 d). Правильное воспитание, для Платона, и является реализацией справедливости, в условиях которой формируется новый тип человека, человека-воина и человека-правителя, лучшего из воинов. Лишенные личного корыстного интереса, способные созерцать благо, они становятся гарантами мира  – самодостаточного состояния «всеобщего дружелюбия».

 

Список литературы

 

1.        Видаль-Накэ П. Черный охотник. Формы мышления и формы общества в греческом мире / Пер. с фр. – М.: «Ладомир», 2001

2.        Йегер В. Пайдейа. Воспитание античного грека. Т. 1 /Пер. с нем. А.Ю. Любжина. – М.: Греко-латинский кабинет Ю.А. Шичалина, 2001