Соколова Л. Ю.

(д. филос. н., проф. СПбГУ)

В своих концепциях генезиса классической науки Дюэм и Койре, принадлежащие одной традиции французской исторической эпистемологии, но занимающие принципиально разные историко-научные и философские позиции, оба обращались к наследию Платона, в котором видели – каждый по-своему – важнейший исток позднейших космологических доктрин, включая Коперника (Дюэм), и научной революции, связанной с Галилеем и Декартом (Койре).

Дюэм руководствовался убеждением в непрерывном целесообразном движении науки, направляемой Божественным провидением  в познании мира. С этим было связано его положение о методологическом единстве наук всех времен: начиная с античности астрономия развивалась, следуя принципу «спасения явлений». Данный принцип имеет в виду создание математического описания вращения блуждающих звезд: исходя из постулата о равномерном круговом движении планет, перед астрономом ставится задача описать наиболее простым способом их являющиеся движения как истинные. Дюэм считал, что этому принципу, в отличие от балласта объяснительных теорий, наука обязана возникновением математической астрономии и, более того, всеми положительными приобретениями в истории космологии. Принцип впервые использовался Пифагором, у которого был воспринят Платоном. По Платону, излагает Дюэм, каждому виду знания соответствует свой подход к изучению неба. Чувственное восприятие порождает описательную астрономию, состоящую в накоплении данных наблюдения. Рассуждение приводит к геометрическим построениям согласно принципу «спасения явлений», что придает астрономии статус «положительной науки». Историк ссылался на «Комментарий» Симпликия к работе Аристотеля «О небе»: «Платон допускает в принципе, что небесные тела движутся однообразным и неизменно регулярным круговым движением; тогда он ставит перед математиками следующую проблему: “Каковы круговые и равномерные движения, которые следует принять в качестве гипотез, чтобы можно было “спасти” явления, представляемые блуждающими звездами”» [1, р. 103]. Математическая астрономия Платона предполагает, таким образом, создание геометрических теорий видимых движений планет. Однако Платон никогда не сводил задачу астрономии к «спасению явлений». Это Дюэм подчеркивает: «В концепции Платона гипотезы, которыми геометр должен спасти являющиеся движения планет, не имеют произвольной формы, так как эта форма зависит от природы звездных богов; она внушается как теологическая догма» [2, р. 71]. В связи с этим, благодаря третьему виду знания – созерцанию идей,   высшей из которых является идея Блага, астрономия становится теологической. В точности небесных явлений она видит доказательство существования богов, соединенных с небесными светилами, в геометрических законах неба читает их волю.

По Дюэму, в своей астрономии гомоцентрических сфер Аристотель использовал эту же методологию, хотя его гносеологическая позиция была диаметрально противоположна Платоновой. Для Аристотеля астрономия, используя математику, все же остается «физической наукой», с самого начала ограничивающей область геометрических постулатов «существующим». В этом смысле Аристотель стал, по Дюэму, создателем первой в истории физической теории. Если Платон исходил из априорных конструкций, следствия которых должны «спасти» данные наблюдения, то Аристотель, наоборот, считал, что познание начинается с чувственного восприятия, над которым надстраивается теория.

По мнению Дюэма, в соответствии   с методологией математического описания были построены наиболее ценные космологические теории: у Платона эту методологию воспринял Евдокс, затем Евдем изложил ее в своей «Астрономической истории», самом авторитетном для античности сочинении, откуда это правило заимствует Сосиген, и, наконец, Симпликий эксплицирует его, комментируя Аристотеля. Принцип «спасения явлений» – единственное, чем руководствовался Птолемей. Он являлся руководящим для всей последующей астрономии: для космологических доктрин Средневековья, особенно у Фомы Аквинского и парижских номиналистов XIV в., от которых он был получен итальянскими физиками XV в. и уже ими передан Копернику. Таким образом, проследив «единство метода» в истории космологии, как, впрочем, и в истории других наук, чему Дюэм посвятил свои фундаментальные труды, он сделал вывод, что все «интеллектуальные революции чаще всего были лишь длительными и долго подготавливаемыми эволюциями» [3, р. IV ].

Если заключить в скобки позитивистский акцент в защищаемой Дюэмом методологии «спасения явлений», то его интерпретация математической астрономии Платона как построения математических гипотез, из которых дедуктивно выводятся следствия, согласуемые с наблюдениями, позволяет сблизить эту интерпретацию с представлениями Койре о классической физической теории, которые определили его размышления о роли платоновского математизма в научной революции Галилея и Декарта. Математическая астрономия Платона в интерпретации Дюэма выглядит, как мы думаем, прообразом классической физической теории, как понимал эту теорию Койре – как математическую науку о природе, о подлунном мире.

Историографическая концепция Койре существенно отличается от Дюэмовой. Неорационалист, критик позитивизма, показавший, что философской основой научной революции Галилея и Декарта была реминисценция идей Платона, новая онтология, где мир представляется реифицированной математикой, он был беспощадным критиком Дюэма. В трудах последнего он видел только недостатки, вытекающие из «непонимания» сути науки. Отметим, однако, что Койре не делал в своих работах ссылок на труды Дюэма, где был представлен колоссальный фактический материал по истории космологии, когда его использовал. Он  даже не упомянул о скрупулезном исследовании своим предшественником истории средневековых концепций, подводивших к представлению о единстве законов движения в небесной и подлунной физике. А ведь это представление стало одним из столпов, на которых им была построена концепция научной революции в физике XVI-XVII вв.

В целом, Койре чужд христианский провиденциализм, он отказывается от поиска целесообразности в истории науки  и интересуется революциями, многообразием исторических типов знания. В соответствии со своим пониманием классической физической теории историк показал, что философской основой революции в физике XVI-XVII вв. была новая скрытая аксиоматика, пифагорейские и платоновские представления творцов «новой науки» о мире как воплощении математических идей. Для Галилея хорошая физика не следует из опыта, она конструируется a priori, согласно критерию рациональной, математической очевидности. Только будучи уже созданной, математическая гипотеза сопоставляется с реальностью для того, чтобы, во-первых, заставить здравый смысл принять истины науки и, во-вторых, чтобы найти меру «разрыва» между теоретическим и реальным миром, обнаруживающимся в ходе «реализации» теории. Использование языка геометрии в исследовании природы это возврат к Платону. «Мы полностью согласны с современниками Галилея: математизм в физике есть платонизм, даже если это игнорируют» [4, р. 269]. Галилей и Декарт, по Койре, осуществили платоновский проект, реализовали то, что у великого грека оставалось лишь в состоянии наброска, было выражено в форме мифа. У творцов «новой науки», однако, считал Койре, платонизм теряет одну особенность, а именно идею иерархического Космоса, которая была заменена представлением об однородном геометрическом универсуме.

Итак, исследуя роль Платона в истории европейской науки (в истории космологии у Дюэма и классической физики у Койре) оба историка подчеркнули важность математической стороны его космологии, имея при этом противоположные взгляды на эту историю и ее переломные моменты.

Литература

1. Duhem P. Le systèeme du Monde. Histoire des doctrines cosmologiques de Platon à Copernic. T. I. Paris, Hermann, [s.a.]. 512 р.

3. Duhem P. Les origins de la statique. T. I. Paris, Hermann, 1905.   360 + IV p.

2. Duhem P. Le systeme du Monde. T. II. Paris, Hermann,1914.

4. Koyré A. Études Galiléenes. T. III. Paris, 1939. 335 р.