ПЛАТОН: pro et contra
Платоническая традиция в оценке
русских мыслителей и исследователей
Проект поддержан Институтом «Открытое общество». Грант HPE 212
Юркевич Памфил Данилович (1827–1874) — философ и педагог, сын священника. Воспитание и образование получил в Полтавской семинарии и Киевской Духовной академии (1847–1851 гг.). В 1851 г. был оставлен при Академии наставником по классу философских наук, в 1852 г. был возведен в степень магистра, в 1857 г. сверх философии ему было поручено преподавание немецкого языка, в 1861 г. он был возведен в звание ординарного профессора и в том же году приглашен на философскую кафедру в Московский университет, где и оставался до конца своих дней. Помимо этого, П. Д. Юркевич преподавал педагогику в Москве, в учительской семинарии военного ведомства. В 1869–1873 гг. он был деканом историко-филологического факультета. Философские труды его немногочисленны, но все работы очень значительны. Помещались они по преимуществу в «Трудах Киевской Духовной академии», в «Журнале Министерства народного просвещения» и в других научных изданиях того времени. Наиболее значимы: «Идея» («Журнал Министерства народного просвещения», 1859); «Материализм и задачи философии» (Там же, 1860); «Сердце и его значение в духовной жизни человека по учению слова Божия» («Труды Киевской Духовной академии», 1860); «Из науки о человеческом духе» (Там же, 1860); «Доказательства бытия Божия» (Там же, 1861); «Язык физиологов и психологов» («Русский вестник», 1862). Не менее замечательны труды Юркевича по педагогике. Им изданы: «Чтения о воспитании» (1865) и «Курс общей педагогики с приложениями» (М., 1869). Это наиболее значительная книга того времени по педагогике, изданная на русском языке.
Юркевич как философ имел мало влияния на общественное мнение, несмотря на заведование кафедрой в светском учебном заведении. За разбор этюда Чернышевского «Антропологический принцип в философии» он подвергся весьма страстным и резким нападкам со стороны автора (статья «Из науки о человеческом духе» в «Трудах Киевской Духовной академии»). Однако эта статья, равно как и другая его яркая работа — «Против материализма», обратила на себя внимание и именно после этого Юркевич был приглашен занять кафедру философии в Московском университете. Конечно же, в полемике Юркевича с Чернышевским философская глубина, точность и правда были на стороне первого. За вторым стояло «общественное мнение», которое редко бывает объективным, но почти всегда «прогрессивно». [Показателен тон отповеди Чернышевского: «Я чувствую себя настолько выше мыслителей школы типа Юркевича, что решительно нелюбопытно мне знать их мнение обо мне» (Полемические красоты // Современник. 1861. Кн. VI), — примерно так же по-хамски будут травить в советские годы профессуру старой закалки.] Заслуги Юркевича отмечал Владимир Соловьев, который слушал его в те годы в Московском университете. Соловьев хорошо отзывался о нем: некролог на смерть Юркевича (в «Журнале Министерства народного просвещения», с подробным изложением некоторых его статей) и характеристику см.: Соловьев В. С. Полное собрание сочинений. Т. VIII.
Юркевич высоко ценил идеалистическую философию, но не немецкий идеализм Канта и Гегеля; у последнего он находил неизлечимую форму мании величия. Последними настоящими философами он считал Якоба Бёме, Лейбница и Сведенборга. Точкой зрения Юркевича был «широкий, от всяких произвольных или предвзятых ограничений свободный эмпиризм, включающий в себя и все истинно рациональное, и все истинно сверхрациональное, так как и то и другое прежде всего существует эмпирически в универсальном опыте человечества с не меньшими правами на признание, чем все видимое и осязаемое». Юркевич очень любил предостерегать своих слушателей от смешения абсолютного знания с знанием об Абсолюте. Первое невозможно; ко второму ведут три пути — сердечное религиозное чувство, добросовестное и мистическое созерцание. Список трудов Юркевича можно найти в «Материалах для истории философии в России», изданных Я. Н. Колубовским в «Вопросах философии» (1890. Кн. 3, примеч. 1).
Помещаемая в нашем издании работа «Разум по учению Платона и опыт по учению Канта» (речь, произнесенная на акте Московского университета в 1866 г.) — наиболее совершенное философское произведение Юркевича. Противопоставление Канта и Платона, двух родственных по тематике, но разных по направлению мыслителей, выполнено им блистательно. Эта работа была высоко оценена наиболее тонкими историками русской философской мысли, такими как Г. В. Флоровский («Пути русского богословия»), Г. Г. Шпет и др. Из трансцендентального идеализма Канта Юркевич делает решительный шаг в сторону метафизического идеализма в духе Платона, — но признание мира идей недостаточно, по его мысли, чтобы от бытия мыслимого перейти к бытию сущему.
Статья Юркевича не имеет собственной вводной части в виде предисловия к затрагиваемой им проблематике, что в наше время несколько затрудняет чтение не искушенному в философии читателю. Потому некоторые предварительные пояснения просто необходимы. Автором поднимается актуальная тогда (как, впрочем, и теперь) проблема смысла познания и способов получения знания человеком. Для русского университета середины XIX века, вообще лишенного долгое время философского факультета, важно было определить, хотя бы предварительно, цель философского образования. При этом, разумеется, не мог быть обойден вопрос о природе и сути философского знания как такового. Необходимость самоопределения русской философской мысли в то время по отношению к названным проблемам была очевидной. Естественным было также определить и выяснить свою позицию по поводу уже существующего опыта гносеологического мышления. Юркевич сравнивает два известных подхода к систематическому построению человеческого знания — Платона и Канта — в плоскости их духовного содержания. Философское наследие и первого, и второго с трудом укладывается в шаблонное определение какого-либо «-изма», будь это даже идеализм или сенсуализм и т. п. пожалуй, только стиль концептуального изложения взглядов поддается формализации в качестве какой-либо традиции. Каждый в свою историческую эпоху основательно подходил к проблеме знания и находил нечто, имеющее всеобщее значение, независимо от сопровождающего культурного фона. Разница в позициях отражена в различии выстраиваемого хода мысли. Но если Платон был для христианской философской культуры вполне традиционен, то Кант служил примером антипода цельного постижения сущего и был, скорее, точкой отталкивания, чем притяжения, в отечественных философских штудиях. По крайней мере, априоризм Канта (т. е. открытие им форм познания, существующих в субъекте до всякого опыта), по мнению Юркевича, функционально напоминает отношение к идеальному у Платона. Более того, разрешение антиномий кантовского «чистого разума» предполагали найти в сопоставлении со способом определения идей Платоном. Если иметь в виду точку зрения Платона, то в теории Канта практически не раскрывается структура ума и его онтология, а если точку зрения Канта, — то в идеализме первого отсутствует методичное исследование структуры опытного познания. Исторически первой состоялась эпистемология Платона, и потому вначале приводится его мнение о структуре знания. Юркевич цитирует в своем переводе те места из «Теэтета», где Сократ разбирает вместе с Теэтетом отношение чувственного опыта к знанию самому по себе. Далее, после тщательной классификации, положения Платона сравниваются с учением Канта об основах опыта. Несмотря на некоторую поспешность и прямолинейность, Юркевичу удается свести их в одну табличную форму сравнения и сделать свои выводы. По мнению как комментаторов нашего времени, так и современников Юркевича, статья не была понята и оценена по достоинству. Вл. Соловьев и В. Зеньковский считали, что автор намного опередил свое время.