НАЗАД К СПИСКУ ЛЕТНИХ ШКОЛ

ΠΛΑΤΩΝΟΠΟΛΙΣ

4-я ЛЕТНЯЯ МОЛОДЕЖНАЯ НАУЧНАЯ ШКОЛА   •   20-23 АВГУСТА 2005

 

 Воронова Е. М.

Особенности понимания структуры слова,
пифагорова числа и числа у Платона
в философии имени П. А. Флоренского

 

В данной статье речь пойдет о научном наследии П. А. Флоренского, который был ученым-математиком, философом, богословом. Кроме этого, Флоренский много занимался философией языка, имени.

В начале ХХ века европейская философия совершает поворот от метафизики сознания к языку. Язык понимается как нечто изначальное, как онтологическая основа деятельности человека. Действительность творится человеком заново при посредстве языка. «Бытие структурировано как язык». Эта знаменитая фраза будет написана французским философом Ж. Лаканом немного позже в седине ХХ века. Лингвистический поворот в философской традиции означает перевод проблем философии в плоскость языка, так как к этому времени и развитие философии и лингвистика находились в значительном тупике. Эпохальное значение в этом направлении имеют философские теории Л. Витгенштейна (Логико-философский трактат. 1921 г.), феноменология Э. Гуссерля, М. Хайдеггера. Учение Флоренского о слове и имени во многом было современно мировым тенденциям философии, но и во многом было оригинальным.

«Слово» всегда представляло большой интерес для Флоренского, оно было особенной категорией, так как, по мнению Флоренского, являлось символом сущности, символом бытия. «Именем мир «помечается», именем он воплощается, именем фундаментально характеризуется. Имена и слова проявляют и реализуют энергию бытия». Человек словом как бы творит мир. Сказанное слово соединяет человека с внешним миром, «оно есть частица нас в мире, и частица мира в нас»¹. Слово является в этой связи и характеристикой душевного строения человека. «Именем выражается тип личности», – пишет Флоренский. «Слово» в теории Флоренского представляет собой символ сущности, реальности, тогда как «имя» – это символ усложненной реальности. Кроме того, слово, творимое человеком, является эстетическим и этическим мерилом. Именно поэтому концепция «слова» предстает у ученого в объединении представлений математика, философа и богослова.

Обратимся к статье «Строение слова», которая была написана Флоренским в 1922 году. В ней нас будет интересовать сейчас не широкий антропологический подход к пониманию «слова» ученым, но конкретное описание формы, структуры слова. В этой статье мыслитель показывает некоторые новые измерения слова.

Во-первых, Флоренский определяет слово как некий организм. Значение этого слова очень важно. Например, в античной философии «живое или организм, возможно только там, где целость присутствует в частности настолько глубоко и принципиально, что удаление такой части равносильно разрушению всего целого…»². Строение слова, по Флоренскому, тоже состоит из частей: имеет «внешнюю форму» и «внутреннюю форму». Внешняя форма слова – это фонема и морфема, но они еще являются и частью организма слова, значит, представляют собой костяк и ткани. Внутренняя форма слова, с одной стороны, – этимон ( значение), а, с другой стороны, – душа его. В этой связи внутренняя форма слова обязательно индивидуальна. Человек, выбирая нужное ему именно данное слово, как бы соотносит свое внутреннее состояние с душой слова.

Флоренский поясняет это положение примерами, предлагая разделить слово на его составляющие. Причем это деление происходит не всегда так, как мы привыкли это делать, исходя из грамматических правил. Слово «береза», например, имеет фонетический костяк – б-е-р-е-з-а. Этот фонетический набор звуков еще очень далек от смысла слова, каким мы его понимаем, однако данный фонетический набор не является совсем психологически мертвым: с данными звуками и с их определенной очередностью у нас возникает известный психологический образ дерева определенного типа. Этимон же слова бере или бре имеет значение светиться, гореть, белеть ( ср. со словом брезжить). Береза как бы белеет, мерцает среди других деревьев. «Это впечатление брезжения протолковано как вещь или существо… Корень слову дает содержание, а грамматическая форма – логическую форму вещности, или категорию субстанциональности. Таким образом, это данное впечатление белезны, закрепленное нашим отзвуком на него артикуляционно-звуковой реакцией на него, или фонемой»³.

Для нас является существенным тот принцип строения слова, которой предлагает ученый. Слово членится на составляющие части, являясь трехатомарным строением. Слово имеет ядро, которое последовательно обхватывается последующими оболочками: семема-морфема-фонема. Такова схема организма-слова, по Флоренскому. Как мы видим, слово имеет некоторый набор составляющих элементов, образовывающих единое целое или организм. Слово для человеческого понимания есть уже конечный результат, итог, объединение, состоящее из чувственного восприятия предмета, принимаемого нами как образ, звуковой оболочки и значения, в которых отразились исторические корни народа. Флоренский, как предполагает автор данной статьи, увидел в объединяющей функции формы слова новые истоки.

Талант этого замечательного ученого был многогранным. Как известно, Флоренский закончил математический факультет Московского университета, был учеником Н. Бугаева, занимавшегося в то время (начало ХХ в.) ритмологией, то есть в широком смысле идеей прерывности. Это направление в своей научной деятельности он развивал под влиянием математических исследований Г. Кантора, который разработал основы теории множеств. Надо полагать, что Флоренский вслед за своим учителем Н. Бугаевым, оценил глубокое философское значение работ Г. Кантора, и полностью разделял концепцию аритмологии, разработанную Н. Бугаевым на основе исследований Г. Кантора.

Анализируя идеи, связанные с прерывностью, Флоренский отмечает, что там, где есть прерывность, там существует и форма, индивидуальность, своеобразное отъединение от окружающей среды … это есть некоторая монада, т.е. в себе замкнутая ( конечно относительно) единица. Мы определили ранее, что слово есть организм, состоящий из некоторых частей. Если теперь рассматривать пример структуры «слова» как смену непрерывности и прерывности, то слово условно тоже можно представить некоторой единицей или монадой, или множеством. «Каждое множество вполне отличных друг от друга вещей можно рассматривать как некоторую единую вещь для себя, в которой рассматриваемые вещи представляют составные части или конструктивные элементы».4 Структура слова, как мы видели раньше, так же состоит из составных частей или конструктивных элементов. В таком понимании слово становится похожим на замкнутую монаду, отделенную от других подобным образом сформированных монад. Слово представляется состоящим из множеств, которое отлично от другой группы множеств, или, по Кантору, отлично от универсалии. Эти группы множеств или универсалии можно понимать как вещь в себе. Слово в своей внешней структуре, в грамматической структуре, в своей этимологической сущности не однородно. Оно членится, прерывается, одна часть образует единое целое внутри слова и тем самым дает возможность формироваться другой части, создавая отдельные множества внутри отдельного слова – универсалии или монады.

Вторая составляющая принципа функциональной структуры слова в концепции Флоренского – это принципы понимания числа в античной философии. Флоренский прозорливо увидел связь между теорией прерывности и представлениями пифагорейцев о числах. Пифагорейцы понимали число как синтез беспредельного и предела. Античные философы не рассматривали беспредельность как нечто стабильное. Это была всегда становящаяся субстанция, постоянно увеличивающаяся или уменьшающаяся, или любое число, которое предстает в своем непрерывном становлении как живой организм. В этой стихии формирования, становления числа мы можем видеть и формирование, становление слова. Аритмологическая теория Г. Кантора позволила Флоренскому глубже посмотреть на представление пифагорейцев о числе, потому что канторовская теория давала новые понимание сущности миропорядка. Единица или числовая монада представляют собой символ формы бытия. Пифагор говорил, что «все происходит не из числа, но сообразно с числом, ибо в числе – первичная упорядоченность…» 5 Слово такой же древний символ, постоянно сопровождающий человеческую деятельность, как и число. И вот, если в античной философии число было онтологическим первоэлементом, то в ХХ веке таким первоэлементом становится слово или язык. Мы смотрим на мир сквозь язык, и именно язык определяет, как мы видим реальность. Многие философы в связи с этим видели в языке своеобразную модель для систематизации мира и его развития.

Родственная связь числа и слова видна в форме образования обоих символов и в их назначени. В своих исследованиях Флоренский рассматривает разные определения числа. Например, Бреаль считал, что число «аритмос» это тоже, что и «атмос» – сочлененность, член, сустав. Это говорит об объединении некоего разчлененного единства. Особенность понимание числа как сочленения своих компонентов была свойственна пифагорейской философской школе. Фалос, например, понимает число как «систему единиц», а Евдос как «заключенное в границы, оформленное множество».

Платоновское понимание числа так же нашло свое отражение в концепции слова Флоренского. В последней части платоновского «Теэтета» есть беседа о знании. Нас интересует понимание Платоном слова «логос». В беседе приводится несколько определений этого понятия, нас будет интересовать то, которое определяет слово как состоящее из чего-то, например, из букв, слогов, но в результате дающее нечто целое, единое. «Следовательно, если слог состоит из многих букв и есть нечто целое, буквы же – его части, то равно познаваемы и равно изречимы будут и слоги и буквы, поскольку все вместе части оказались тем же, что и целое».⁶ Принцип сочленения, характерный для числа, присутствует и в слове. Платоновское понимание числа во многом продолжает линию пифагорейской школы в этой части его учения, потому что оно еще и развивает пифагорейское учение о сущем как о единстве предела и беспредельного. Платон рассматривает единое и вообще мир идей как пифагорейцы рассматривали числа. Идеальное число возникает из «согласия» противоположных начал – предела и беспредельного. Число рождается в результате «согласия». Число как символ единого, потому что оно «есть единственное средство, с помощью которого можно остановить «качание» беспредельного и определить предмет». Функции числа могут быть соотнесены с функциями слова. В платоновском «Тимее», где речь идет о природе души, сказано: «Она ( душа) являет собой трехчастное смешение природ тождественного и иного с сущностью, которое пропорционально разделено и слито снова и неизменно вращается вокруг себя самого, а потому при всяком соприкосновении с вещью, чья сущность разделена или, напротив, неделима, она всем своим существом приходит в движение и выражает в слове, чему данная вещь тождественна и для чего она иное…» 7 Идеальное число и слово являются некоей мерой, принципиальными единицами гармонии, которые позволяют отобразить мир, являясь тем самым своеобразными скрепами сущего. Мы считаем, что такое понимании числа у пифагорейцев и у Платона послужила примером создания концепции слова Флоренским. Если рассмотреть трехчастную природу души в соответствии с трехатомарным строением структуры слова у Флоренского, о котором шла речь в начале нашего рассуждения, то мы увидим значительное влияние платоновской концепции на эту структуру. Душа является смешением природы тождественного, иного и сущего. Слово является смешением природы звуковой, психо-физической( фонема), «слово…есть и представление-понятие. Оно ставится перед нами предметно, метается перед нами как нечто вне нас…»( морфема), смысл слова, «душа слова», знаменование ( семема). Слова как и душа являются мерой слияния фонемы-тождественного человеку, семемы-иного для человека, данного в предметах, окружающих его, и сущего-семемы, которая связана с глубинным значением слова. Исходя из такого представления, можно понять, почему душа выражает себя в человеческом варианте словами. Слово выступает результатом работы человеческой души. Душа, приходя в движение, выражается у человека словом.

Одновременно с этим схема слова представляет собой сочленение данных составляющих единиц: внутренней и внешней оболочек, которые в свою очередь состоят из фонемы, морфемы и семемы; образующие, в конечном счете, единство – единый организм слова.

Исходя из вышеизложенного, числа для Флоренского – это «первичная категория мышления и бытия», или «некоторый прототип, идеальная схема, некоторый умный первоорганизм».⁸ Форма и функция числа определяются как онтологический первоэлемент для древних греков, и ту же функцию выполняет слово, но уже в ХХ веке.

Кроме того, нужно отметить что, Пифагор видел математику как некую синкретическую науку, в которой могли объединиться и религия, и философия, и математические исследования. Число для античных философов было эстетическим первопринципом. Число представляло идею порядка и поэтому является целостью.

Получается, что слово и число – это виды сочлененной целости, основные первоэлементы, характеризующие человеческую деятельность, которые еще и являются удобными для человеческого сознания символами оформления или восприятия любой вещи.

Для теории Флоренского еще один момент является очень важным. Ученый занимался исследованием идеи формирования гармонии, целого, формы. Исходя из того, что мы сейчас рассмотрели, слово и число вполне могут выступать примерами разработок научных подходов данных философских и эстетических категорий.

 

 

 НАЗАД К СПИСКУ ЛЕТНИХ ШКОЛ