НАЗАД К СОДЕРЖАНИЮ
ЯМВЛИХ
ЖИЗНЬ ПИФАГОРА
Глава XVII
71. Вот как он подготовился к воспитанию учеников. И
когда молодые люди приходили к нему и выражали желание
учиться у него, он соглашался не сразу, но лишь после того,
как устраивал им проверку и испытание и прежде всего
спрашивал, как они себя ведут с родителями и остальными
родственниками. Затем он смотрел, смеются ли они не
вовремя, или молчат, или слишком много разговаривают. Он
также рассматривал некоторые их стремления, знакомых, с
которыми они общались, и их отношения с этими знакомыми, и
чем они большей частью занимались днем, и почему им
случалось радоваться или огорчаться. Кроме того, он
наблюдал их внешний вид, и походку, и все телодвижения в
целом. Изучая черты, которые были выражением их характера,
он принимал внешние проявления за признаки скрытого в душе
нрава.
72. Того, кого он так экзаменовал, он держал в ожидании
еще три года, проверяя, много ли в нем твердости и истинной
любви к учению и достаточно ли он пренебрегает общественным
мнением, чтобы презирать почести. После этого он
предписывал пришедшим к нему пятилетнее молчание, испытывая
их способность к самоконтролю, так как владение речью — наиболее трудный вид самоконтроля, как открыто нам
теми, кто учредил мистерии. В это время то, что было у
каждого, то есть имущество, переходило в общую
собственность и передавалось специально назначенным для
этого ученикам, называвшимся «политиками», которые имели
опыт в ведении хозяйства и были
законодателями70.
Если их признавали достойными стать причастными к учению на
основании испытания их образа жизни и других нравственных
качеств и после пятилетнего молчания, то они, наконец,
становились эсотериками и, допущенные за занавес, слушали
Пифагора, находясь рядом с ним, и смотрели на
него.71 До этого
долгое время, пока их нравы были предметом испытания, они
вникали в его учение, просто слушая Пифагора по другую
сторону занавеса и не видя его.
73. Если же они не выдерживали испытания и изгонялись,
то получали вдвое больше имущества, чем внесли, а
«совместно слушающие» (так называли окружение Пифагора)
насыпали им, как умершим, надгробный холм. Встречаясь с
ними, они вели себя так, как будто перед ними кто-то
другой, и говорили, что умерли те, которых они выдумали
сами себе в надежде, что благодаря учению они станут
прекрасными и добрыми. Неспособных к учению они считали
неорганизованными и, так сказать, бесцельными и бесплодными.
74. Если же после вынесения суждения об ученике на
основании его внешнего вида, походки, других его
телодвижений и состояний, после того, как он уже подавал
надежды, после пятилетнего молчания, после священнодействий
в столь многих науках, после стольких важных посвящений и
очищений души во многих науках, благодаря которым души у
всех становились прозорливыми и исключительно чистыми, его
все же признавали инертным и неспособным к учению, то
поставив ему обелиск и могильный памятник там, где он
учился (как говорят, они так поступили с Периллом из Фурий
и Килоном — вождем из Сибариса, которых признали
негодными), его изгоняли из школы, наделив в изобилии
золотом и серебром (ибо у них это было общим и находилось
как общая собственность в распоряжении назначенных для
этого людей, которых поэтому называли экономами). Если они
потом по другому поводу встречали этого человека, они
считали его совершенно не тем, кто в их глазах умер.
75. Поэтому также
Лисид72, порицая
некого Гиппарха, разгласившего учение Пифагора среди
непосвященных и примкнувших к нему без изучения наук и
умозрения, говорит следующее: «Рассказывают, что ты даже
публично философствуешь перед случайными людьми, делая то,
что Пифагор считал недостойным. Ты, Гиппарх, усвоил это с
рвением, но не выполнил, и ты, друг, отведал сицилийской
роскоши, которой тебе не следует больше предаваться. Если
ты больше не будешь так поступать, я буду рад, если же нет,
ты умер для нас». Затем он продолжает: «Благочестиво
помнить его наставления относительно божественного и
человеческого и не разглашать благ мудрости среди тех, кто
еще не очистил душу от сна. Ведь несправедливо предлагать
то, что добыто с трудом после стольких усилий, любому
встречному или разглашать непосвященным мистерии
элевсинских
богинь73. И
беззаконен и нечестив тот, кто так поступил.
76. Полезно вспомнить, как много времени мы потратили,
чтобы очиститься от грязи, осевшей в наших сердцах, пока
наконец по прошествии многих лет мы не сделались
восприимчивы к его учению. Как красильщики, предварительно
очищая ткань плаща, протравливают ее перед крашением, чтобы
краску невозможно было смыть и чтобы она не обесцветилась,
так же и этот божественный муж предварительно готовил души любящих философию, чтобы не
обмануться ни в ком из тех, которые, как он надеялся,
станут прекрасными и добрыми. Он не блуждал среди ложных
теорий и не черпал из родников, которыми многие софисты,
которые не занимаются ничем хорошим, прельщают юношей, но
обладал знанием о вещах божественных и человеческих.
Софисты же, под предлогом изложения его учения, делают
много скверного, улавливая молодых людей беспорядочно и
даже не по случаю.
77. Поэтому их слушатели становятся недовольными и
невнимательными. Они сообщают возбужденным и замутненным
душам божественные теории и речи, словно вливают в глубокий
колодец, полный грязи, чистую и прозрачную воду: они и
грязь размешали в воде, и воду испортили. Вот каков метод
такого преподавания и обучения. Ибо плотные и густые
заросли окружают умы и сердца тех, кто, не пройдя очищения,
посвящает себя наукам, и эти заросли скрывают в душах все
цельное, кроткое и разумное и мешают открыто проявляться и
выделяться разуму. Я бы хотел сразу назвать источники этого
зла: невоздержанность и корыстолюбие, и эти пороки имеют
большие последствия.
78. От невоздержанности происходят беззаконные браки,
развращенность, пьянство, противоестественные удовольствия
и некоторые необузданные желания, приводящие к пропасти и
обрыву, так как некоторых эти желания заставили вступить в
связь с матерью или дочерью и, подобно тирану, попрать
общину и закон. Со связанными, как у пленников, руками и
под принуждением эти люди были наконец приведены к гибели.
От корыстолюбия же родились грабежи, разбой, отцеубийство,
святотатство, составление ядов и прочие преступления такого
рода. Сначала нужно очистить почву, питающую эти страсти,
огнем, железом и всеми средствами наук и, освободив разум
от стольких бедствий, предложить ему что-либо
полезное»74.
79. Пифагор считал, что в столь великом и таком
необходимейшем попечении науки нуждаются больше философии,
и он требовал, чтобы исключительное значение и особое
внимание уделялось преподаванию и изложению его учения. И
он испытывал и распознавал умонастроение поступающих в
учение при помощи разнообразных педагогических приемов и
обширных научных исследований.
к содержанию | примечания | к общему списку текстов
