В нравственной философии Платона благо есть не что иное, как удовольствие, а зло — страдание: «Значит, злом вы считаете страдание, а благом — удовольствие, так как вы только тогда называете приятное злом, когда оно лишает вас больших удовольствий, чем те, что в нем заключаются, или готовит страдания более сильные, чем удовольствия» [3,243].

Но если это так, если благом мы называем поведение, которое, в конечном счете, с учетом всех его отдаленных последствий обеспечивает наибольшее удовольствие (или наименьшее страдание), а злом — поведение, ведущее при расчете всех его плюсов и минусов к наибольшему страданию (или наименьшему удовольствию), то лишается всякого смысле утверждение, будто сила удовольствия может противоречить стремлению к благу, что любовь к наслаждению или страх перед страданием может заставить человека совершить злой, дурной поступок. Ведь благо и есть удовольствие.

Поэтому, зная, в чем заключается благо, а в чем зло, и стремясь по своей природе к удовольствию, а не к страданию, человек не может не совершать блага и не может не избегать зла. Другое дело, если человек не знает или ошибается в том, что есть благо и в чем для него наибольшая радость, тогда по ошибке он может впасть в зло и принести себе самому страдание. Сами же по себе удовольствие и благо никак не могут противоречить друг другу, и удовольствие никак не может склонять ко злу.

Сократ выступает против мнения, будто у человека имеются, кроме естетсвенного желания удовольствия и страха страдания, еще какие-то «высшие», «идеальные» мотивы, мотивы добра и зла, которые имеют иную природу, нежели стремление к удовольствию и избежание страдания. Сократ, следовательно, не буквально отождествляет знание и нравственность, полагая, что объективное знание уже как таковое есть побуждение к нравственному поступку. Знание у Сократа открывает наилучшие средства к пользе и максимальному удовольствию, а тождество истины и пользы есть нравственность. Словом, побуждением к поступку является польза, которая с помощью разума становится нравственной. Это важно подчеркнуть потому, что Сократа часто «поминает» так называется реалистическая школа в современной этике, которая действительно отождествляет знание и нравственное действие в том смысле, что «нравственный факт или обстоятельство … является в то же время (возможной) объективной причиной для того, чтобы что-то сделать». [1, 13] В силу непосредственной слитности знания и действия мир нравственности представляет собой мир, «принудительно предъявляемой воле» [1, 39]. Сократово тождество разума и добра достигается здесь отнюдь не сократовыми средствами — подменой объективной реальности реальностью дискурсивной и другими логико-лингвистическими операциями.

Lovibond S. Realism and imagination in Ethics. Oxford, 1983.

Margoch E. The Sovereignity of Good. London, 1970.

Лукреций. О природе вещей. М., 1947. Т.1.