Для Гермогена имена и наименования — это соглашение между теми, кто именует вещь (Crat.384d). Для Сократа — выражают природу вещи.

У нас есть два соотношения τὸ ὄνομα и τὰ πράγματα, показанные нам Платоном: с одной стороны, имя — договор между людьми, с другой стороны, имя есть подражание сущности самой вещи. А также три взгляда на то, что такое τὰ πράγματα, которым мы даём именования, а значит три соотношения τὰ πράγματα и их наименований людьми: τὰ πράγματα которые в любой момент времени и для каждого человека разные, согласно Протагору из Кратила (Crat 385e1–5), τὰ πράγματα, которые в любой момент времени всегда одинаковы, согласно Евтидему (Crat 386d4) и, собственно, τὰ πράγματα, которые имеют сущность, независимую от той, которую им приписывают люди согласно Сократу-Платону (Crat 386e1–2). Мы не преследуем цель разбора диалога Кратил, но имеем цель совершенно иную.

Кратил — реальное историческое лицо. Аристотель и Диоген Лаэртский говорят, что Кратил был последователям Гераклита.¹ А сам Платон в своём носящем имя Кратил диалоге, намекает, что Кратил слушал софистов о правильности имен, покуда о правильности имён говорил Продик.² Из диалога становится понятно, что софисты занимались проблемой соотношения τὸ ὄνομα и τὰ πράγματα, выдвигая тезис о конвенциональности имени. Однако, этим вопросом интересовались не только софисты-философы, но и философствующие поэты. Посему уместно будет обратиться к драматургу Еврипиду, который по свидетельствам Диогена Лаэртского был другом софиста Протагора.³ Драма Еврипида и драма Платона видится как литература философствующего поэта и философия поэтизирующего философа. Мы предлагаем взглянуть на тексты Еврипида, которые находятся в одном философском контексте с текстами Платона и посмотреть на соотношении τὸ ὄνομα и τὰ πράγματα в трагедиях Еврипида, однако устанавливаем себе рамки двумя текстами: трагедией Ион и сатировой драмой Киклоп.

Наше вступление к драме Еврипида требует объяснения одного концепта — τὰ πράγματα. Имеются два контекста употребления Протагором τὰ πράγματα, во-первых, высказывания о человеке как мере в Кратиле (386 а) и Теэтете (152a), где πράγματα заменяется на χρήματα и, во-вторых, что о каждой вещи есть два логоса, противоположных друг другу (DL 9.51). Если человек является мерой вещей χρήματα, то как соотносятся χρήματα и πράγματα.

Tὰ πράγματα есть производное от πρᾶξις, то есть дела, а дело, следуя самому этому слову, которое является Nomina Actionis, не существует без того, кто совершает это дело и того, посредством чего дело совершается. Таким образом, τὰ πράγματα, названные вещами, есть скорее опыт восприятия вещей. В сущности, проблемой и является то, что только в зависимости от обстоятельств, то есть определённого хронотопа возможно высказываться об одной и той же, казалось бы, вещи, но по-разному, тем не менее вещь остаётся вещью. Посмотрим, как соотношение τὸ ὄνομα и τὰ πράγματα выражается у Еврипида.

Логосом Гермеса начинается диалог Ион, как и в любой другой драме Еврипида, первая речь объявляет, что было что есть и что будет, а потом начинается то, как всё сказанное в речи развернётся делами героев. Гермес представляется, сообщает, что явился в обитель бога Аполлона, в Дельфы, который некогда сочетался в браке с Креусой, смертной женщиной, а от брака этого родился ребёнок. Креуса оставляет ребёнка в корзинке, а Гермес по просьбе бога относит малютку к храму Аполлона, где ребёнка воспитывает Пифия. Ребенок становится служителем храма, но о его божественном происхождении ведают только сам бог, Гермес и Креуса. Креуса выходит замуж за Ксуфа, однако брак остаётся бездетным и сам Локсий приводит несчастную пару в Дельфы, дабы отдать им своего сына. Читателю известно и начало, и конец истории. Имя ребёнка называется Гермесом в самом конце речи (Ion 74). Почему, собственно, Ион?

Греческое  Ἴων это причастие мужского рода от глагола εἶμι — идти, то есть буквально мальчика зовут — Идущий. Имя даётся Ксуфом, когда тот получает своё предсказание. Ксуф встречает Иона (ещё не названного), встречает не впервые, а уже во второй раз, но вдруг называет его сыном (515).

В 530 строке Ксуф объясняет свою радость Иону, поскольку Локсий сказал, что Ион — т. е. встретившийся со мной (τὸν συναντήσαντά μοι 534) — сын.

Гари Мельтцер говорит о единстве обозначающего и обозначаемого в имени Иона⁴, то есть о единстве τὰ πράγματα и τὸ ὄνομα. Имя Ион-Идущий даётся в соответствии с природой вещи. Кратил спрашивает Сократа: «А если первый учредитель имен устанавливал их в соответствии с тем, как он постигал вещи?» (Crat.435e). Ксуф, выходя от бога, встречает человека и называет его в соответствии с обстоятельствами встречи. Между тем Сократ говорит: «Смешные вещи творились бы с именами и вещами, которым принадлежат эти имена, если бы они были во всём друг другу тождественны. Тогда всё бы раздвоилось и тогда никто не смог бы сказать, где он сам, а где его имя» (Crat.432d).

Но как быть с диалогом Ион, где τὰ πράγματα и τὸ ὄνομα полностью совпадают в одном этом имени? Иными словами, что здесь показывает Еврипид, находясь в одной полемике с Платоном и софистами?

Обратимся ещё к одной трагедии, а скорее — сатировой драме, где так же в глаза бросается тема соотношения имени и вещи.

В Киклопе Еврипид обыгрывает известный сюжет из Одиссеи Гомера, когда Одиссей попадает на остров циклопов и хитрым образом спасается от людоеда, представившись Никем и напоив вином Киклопа.

Одиссей Еврипида сам себя называет Никем, потому что отлично понимает, что имя должно выражать сущность носителя имени. Что такое Никто? Никто не существует в пространстве и времени, но вместе с тем Никто есть, Никто есть как имя, которое может существовать только в топосе языка. У нас имеется два модуса имени Никто (Οὖτίς):

Имя полностью выражает сущность носителя имени. Никто есть тот, кого нет.

Имя существует автономно от сущности носителя имени, то есть имеет топос только в языке и потому может репрезентироваться через различных носителей.

Только для одного Киклопа имя Никто действительно принадлежит определённому человеку, не отражая его сущность. При внимательном чтении Киклоп спрашивает, где же Никто — Οὖτίς, а в ответ получает количественное местоимение — οὐδείς (Cycl. 672), потому что для того, кто слышит слово «никто», понимает, что имя должно каким-то малейшим образом выражать сущность вещи, поэтому и понимает это «никто» как «никто по числу». И для никого, конечно никто нигде не оказывается.

Таким образом, очевидно, что Еврипид находится в одном контексте философского спора о соотношении имен и вещей, который ведёт Платон, распределяя роли между Сократом и софистами. Какую позицию занимает сам Еврипид по отношению к спорящим сторонам — мы не берёмся утверждать, не берёмся утверждать так же и то, какую позицию занимает сам Платон, поскольку литература, в частности философская литература, даёт показать автору многие вещи пусть и через призму своего взгляда.

---

¹ Аристотель. Метафизика 987а29; Диоген Лаэртский. Кн.3. «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов». С. 138.

² Платон. Кратил// Собр. соч. в 4-х т. Т. 1. С. 613.

³ Диоген Лаэртский. «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов». С. 349.

⁴ Meltzer G. Euripides and the Poetic of Nostalgia. P. 170.