НАЗАД К СОДЕРЖАНИЮ
МАТЕРИАЛЫ 4-Й ЛЕТНЕЙ МОЛОДЕЖНОЙ НАУЧНОЙ ШКОЛЫ
А. Д. Пантелеев
Гностики и Римская империя:
«Поколение, не имеющее царей над собой»
Период I – начала III вв. является одним из важнейших в истории христианской церкви. Это время деятельности знаменитых гностических учителей: Валентина, Василида, Саторнила, Кердона, Птолемея, Марка, Гераклеона и других. Многие исследователи раннего христианства полагают, что именно гностицизм оказал решающее влияние на формирование как ортодоксальной догматики, так и организации церкви. Мы постараемся показать, что, кроме этого, гностические учения, воздействуя на Церковь введением «другого евангелия», иной теологии, с одной стороны, оказали воздействие на становление церковного учения о государстве, а с другой – создали свою оригинальную политическую теорию.
Учение гностиков о природе власти принципиально отличалось от того, что провозглашалось идеологами церковного христианства. Правоверное учение характеризовалось требованием монотеизма, единовластия Бога. Гностики полагали, что «существует другой бог помимо творца» (Adv. haer., I, praef.). Они настаивали на разделении между распространенным образом Бога как создателя, господа, судьи и повелителя и Бога – Отца истины, Бога духовного. Всей полнотой знания обладает лишь второй, первый же не знает ни себя, ни своего происхождения, а мир, который он творит – жертва ошибки. Эта позиция была принципиально новой для античного мира – до этого никто так резко не оспаривал платоновский тезис о том, что космос есть лучшая из сотворенных вещей. Бог-демиург связывается гностиками с Богом Ветхого Завета. Таким образом, позиция гностиков по отношению к власти резко контрастирует с позицией церковных авторов. Вместо познания Господа, на чем настаивают «психики» - церковные христиане, они остались ослепленными слугами демиурга. Дальнейшее исследование природы демиурга может показать, как члены этих гностических групп осознавали свое отношение к не-гностическим властям. Мы вправе полагать, что те, кто отзывается о демиурге как безжалостно враждебном, надменном и завидующем высшим силам (как, например, трактат «Ипостась Архонтов» из библиотеки Наг Хаммади), будут считать себя сопротивляющимися его силе и власти. С другой стороны, те же валентиниане говорили, что демиург является орудием высшей силы и необходим для присмотра за «психической церковью».
И церковные авторы, и гностики говорят о себе как о тех, кто находится «вне мира»: «Живут в своем отечестве, но как пришельцы; имеют участие во всем, как граждане, и все терпят, как чужестранцы; для них всякая чужая страна есть отечество, и всякое отечество – чужая страна», – пишет о христианах автор «Послания к Диогнету» (5, 5). Мотив «чуждости» этому миру в то время встречается повсеместно, но именно у гностиков он достигает наибольшей заостренности, именно у них появляется теория о том, что космос создан невежественным или даже злым творцом. Эта позиция породила две модели поведения: аскетическую (Iren. Adv. haer., I, 24, 2; 28, 1; Clem. Alex. Strom., III, 91-95) и либертинистскую (Iren. Adv. haer., I, 25, 4; 31, 2; Clem. Alex. Strom., III, 6-9). И та, и другая опиралась на представление о материи как зле. Свобода злоупотребления и свобода неиспользования являются выражением акосмизма. Либертинизм стремился к полному освобождению мира посредством презрения к нему; аскетизм в какой-то степени признает разрушающую власть мира и питается скорее страхом, чем презрением. Аскетизм был, безусловно, более в духе времени, и конечно, давал меньше оснований для критики как со стороны церковных авторов, так и язычников. В силу этих причин второе направление получило более широкое распространение.
Если либертинизм был более бунтарской позой, чем жизненной практикой, а аскетизм призывал держаться в стороне от вещей этого мира, не означает ли это, по сути, молчаливого признания государства? Очевидно, да. Многое зависело от характера демиурга – «нейтрального» или «злого»; но даже в самом крайнем случае отрицание его власти и земных властей было не более жестким, чем отрицание всего материального мира. В своих этических теориях гностики не имели никаких оснований для привлечения особо пристального внимания властей как «внутренние враги». Либертинизм, заявляющий об относительности законов и о том, что «добро» и «зло» существуют только «для человеческого мнения», опирался более чем на пятисотлетнюю философскую традицию, начавшуюся еще с древней софистики, с Протагора и Антифонта. Похожие мысли (и много лучше аргументированные) можно было услышать и от современных гностику киников, и от скептиков, и от представителей второй софистики, так что вряд ли он провозглашал что-то такое, что всерьез могло обеспокоить римских магистратов.
Точка зрения гностиков на существующее государство колебалась в зависимости от представлений о характере демиурга – злом или «правосудном». Можно выделить два основных типа отношения к земной власти. Для первого характерно мнение о том, что власть над «принадлежащими к истинному роду» людьми – нарушение мирового порядка. Гностики выше и демиурга, и его отражения – земного царя, они относятся к избранному роду. В «Откровении Адама» избранный род называется «поколением, не имеющим царей над собой» (NHC V,5). Последователи Продика, по словам Климента Александрийского, «безосновательно называют себя гностиками и естественными детьми первого Бога. Своим высоким происхождением и свободой они обосновывают право жить как пожелают. Желают же они жить никому не подчиняясь, поскольку считают себя господами субботы и прирожденными детьми царя, стоящими надо всеми живущими. Царю же, как они говорят, закон не писан» (Clem. Alex. Strom. III, 30). В трактате «О происхождении мира» говорится: «Три рода (людей. – А. П.) принадлежат царям Огдоады (психического мира. – А. П.), четвертый же род – совершенный, без царя; он выше них…Они – цари в смертном как бессмертные. Они будут судить богов Хаоса и их Силы» (NHC, II, 5).
Для второго, наоборот, демиург воспринимался как «покровитель» гностиков в этом мире: «Он будет продолжать управление миром до надлежащего времени, более всего для попечения о церкви…» (Iren. Adv. haer., I, 7, 4). Таким образом, душа царя оказывается содержащей в себе духовное семя, которое дает ей знание о духовном мире и возможность управлять физическим миром по образу мира Высшего. Он не может оказаться спасителем для всех, ибо спастись могут лишь избранные, пневматики, но император может сделать все возможное для того, чтобы облегчить им спасение, приблизив к себе и обеспечив твердое материальное положение. Можно добавить, что автор «Евангелия Истины» пишет: «Отец не завистлив. Ибо какая зависть может быть между Ним и его членами?»; «Не думай об Отце ни как о малом, или злом, или гневливом; он – всецело благ, спокоен и добр» (NHC, I, 3). Поэтому его дети не завистливы (в отличие от потомков демиурга); вместо этого они, подобно Отцу и Сыну, являют бесконечную любовь друг к другу.
Если обратиться к такому вопросу, как взаимоотношения гностиков и Римского государства, то можно заметить, что вряд ли представители различных христианских течений различались римскими администраторами во время проведения гонений: всем предлагалась стандартная процедура отступничества. Гностики совершали его без особых проблем. Причины этой легкости отступничества и демонстрации лояльности традиционной римской религии лежали в теологии и христологии: они не верили, что божественная, духовная часть Христа страдала на кресте, и это делало мученичество бессмысленным самоубийством. Гностики не считали необходимым претендовать на исключительность, как это делали церковные христиане, и не отказывались воздавать почести языческим богам, когда в этом возникала необходимость. Таким образом, очевидно, что хотя догматы гностиков и могли казаться представителям власти очень похожими на ортодоксальные, гностики избегали гонений именно потому что, они при необходимости соглашались принять участие в языческой церемонии, в то время, как ортодоксальные христиане отказывались от этого.
Это не является выдумкой ересеологов. В «Свидетельстве истины» мы читаем: «Глупцы – думающие в своем сердце, что если они исповедуют "Мы христиане" только словом, а не на деле; отдающие себя незнанию, физической смерти, не знающие, куда они идут, не знающие, кто Христос, думающие, что они будут жить, в то время как они заблуждаются, – следуют за начальствами и за властями; они же и попадают в руки последних из-за незнания, которое в них. Ибо если бы только слова, которые свидетельствуют, спасали, тогда весь мир уповал бы на это и был бы спасен. Но именно таким образом навели на себя заблуждение. Они не знают, что уничтожают себя. Если бы Отец хотел человеческой жертвы, он оказался бы тщеславным». Впрочем, существовала и другая точка зрения: «Никто из тех, кто боится смерти, не спасется, ибо Царство принадлежит тем, кто отдает себя на смерть», – говорится в «Апокрифе Иакова» (NHC, I, 2).
Пантелеев Алексей Дмитриевич - к. и. н., старший преподаватель кафедры
истории древней Греции и Рима
Исторического ф-та СПбГУ
© СМУ, 2006 г.
НАЗАД К СОДЕРЖАНИЮ
